Приглашает Татьяна Кузнецова
Большой театр решился на беспрецедентный шаг — открыть своей публике Америку. Это звучит странно в эпоху, когда заокеанские фильмы заполонили российский экран, американские пьесы регулярно появляются на театральных подмостках, а имя какого-нибудь Энди Уорхола известно нашей публике едва ли не лучше, чем имена современников-соотечественников. Тем не менее это чистая правда — американского балета у нас почти не знают.
За исключением творчества его прародителя Джорджа Баланчина, который в 1924 году сумел выбраться из советской России, а десяток лет спустя оказался в Америке и открыл балетную школу. В 1934 году для показательного урока своих воспитанниц он поставил "Серенаду" Чайковского — первый классический балет в американской истории. На склоне лет мэтр, напрочь лишенный пафоса творца, любил рассказывать, из какого сора родилась его бессюжетная композиция,— как мало было в классе юношей (из-за этого балет получился женским), как опаздывали на репетицию и падали на пол его неопытные ученицы и как он сохранил все эти падения и опоздания. Получился шедевр: экзальтированные американские девицы сумели исполнить довольно сложные па, сохранить изумительный рисунок композиции и передать виртуозную игру ХХ века с традицией романтического "белого балета". "Серенада", эта родоначальница американского балета, перенесенная в Москву стараниями Сьюзен Шорер и Франсией Расселл из Фонда Баланчина, и открывает вечер премьер в Большом театре.
Второго балета программы еще не существует: эксклюзив для Большого театра на музыку Арво Пярта ставит прямо к премьере молодой и страшно модный англичанин Кристофер Уилдон — главный хореограф ведущей американской труппы NY City Ballet. Востребованного во всем мире автора числят по ведомству неоклассики и называют "наследником Баланчина", сам он, впрочем, отрицает сознательное следование магистральной линии. Про будущий балет неизвестно практически ничего — на начальном этапе в нем предполагались гамлетовские мотивы, но теперь Шекспир отставлен окончательно. Новинка не имеет нарративного сюжета, и даже ее русское имя пока не определено — в титрах значится "Misericors" (Милосердные). Из названия следует, что особой искрометности ожидать не следует: во-первых, музыка Пярта не позволит, во-вторых, у господина Уилдона явно лирическое дарование.
И, наконец, самым американским, самым любопытным и самым непривычным для нашей публики грозит оказаться третий балет — "В комнате наверху" на музыку Филиппа Гласса. Двадцать лет назад его поставила Твайла Тарп — одна из самых заводных дам среди волевых американских хореографинь. Как ни странно, она знакома нашим киноманам — в давнем фильме "Белые ночи" под истошные хрипы Высоцкого Михаил Барышников танцевал русский надрыв, оформленный в движения именно этой американкой. Начинала она в компании Пола Тейлора — бывшего пловца, переквалифицировавшегося в хореографы,— но очень быстро покинула его, чтобы стать в первые ряды авторов-постмодернистов. Ярлык этот вообще-то американцам не идет — изощренными играми с культурным наследием они особо не увлекались. Зато вовсю играли с пространством — танцевали на проезжей части, на крышах, на берегу рек и озер, даже на стенах. А спустившись с крыш и стен на подмостки театров, разразились очень экспрессивной, почти экстремальной хореографией. "В комнате наверху" — один из самых знаковых и востребованных спектаклей Твайлы Тарп, его давно обжили вполне академичные западные труппы. Но для России жгучая смесь пуантов и кроссовок, кровавых обтягивающих комбинезонов и полосатых арестантских пижам, сочетание движений "полугипнотических-полурелигиозных" со "свингующими-киксующими" — вещь довольно забористая. Для этого 40-минутного балета, состоящего из девяти стремительных частей, не обремененных сюжетом, нужны две отчаянные балерины и 11 солистов обоего пола, готовых на любой риск. Штурмуя исконную Америку, Большой рассчитывает на свою бесстрашную молодежь и не менее бесстрашную публику.
Большой театр, 13, 14, 15 февраля (19.00)
подпись
Балет "В комнате наверху" — "The Upper Room" — отличает очень экспрессивная, почти экстремальная хореография