В моде, особенно мужской, наблюдается явное продвижение с Востока на Запад. Мужчинам вернули классические пиджаки и сорочки, все чаще всплывает дендизм и прочие сугубо европейские настроения. Весенне-летняя коллекция Александра Маккуина называется Harlem, и это вовсе не то, о чем мы все подумали, предупреждает Ольга Михайловская
Еще каких-то лет десять назад, взяв в руки палочки вместо вилки и ножа, мы ощущали себя отчаянными модниками. Мы ели суши, упиваясь не столько их вкусом, сколько собой и своей причастностью к клану избранных — тех, кто бифштексу с жареной картошкой предпочитает изысканно-рискованную японскую еду. Примерно тогда же, в середине 1990-х, особо модные декораторы стали помещать в центр евроотремонтированных квартир китайскую лаковую мебель и всякий раз гордились своей смелостью в смешении стилей. Экзотические марокканские и индонезийские ноты в интерьерах частных домов и заведений общепита воспринимались как высокохудожественный жест. К концу 1990-х галереи, торгующие экзотическим товаром, процветали, в мировой архитектуре царил японский минимализм, под фитнесом подразумевалась исключительно йога, а в кино уважающие себя интеллектуалы смотрели исключительно корейских или иранских режиссеров. Асимметрия и шелка с драконами, японская пасмурная многозначительность, выраженная в рваных подолах и аморфных формах,— в моде явно просматривался культ всего аномально-духовно-восточного. Причем если в женской моде мельтешение всевозможной экзотики выглядело просто очередным трендом, то в мужской оно претендовало на серьезное духовное обобщение.
Но вдруг, как это обычно бывает, Восток стал товаром массового потребления. Суши заказывают на ланч менеджеры среднего звена, японский минимализм стал любимым стилем спа-салонов, искусствоведы ввели в обиход нелестный термин "этноклише", самыми модными архитекторами стали голландцы, швейцарцы, французы — в общем, не японцы. Фитнес-клубы пустились вовсю пропагандировать латинские танцы, один за другим стали открываться рестораны с простой и понятной кухней, и кулинарные критики ввели в обиход понятие comfort food, под которым подразумевается еда, привычная с детства.
А слово Harlem в коллекции Александра Маккуина значит совсем не Гарлем, а является анаграммой фамилии Малер. Композитор Густав Малер, стал прообразом героя новеллы Томаса Манна "Смерть в Венеции". Его музыка сопровождает действие фильма, без которого немыслима вся fashion-эстетика последних десятилетий. В коллекции он сочетает избыточную изысканность рубежа веков с элементами гарлемского дендизма. Он использует английскую вышивку (broderie anglaise), британскую клетку, расшивает кардиганы цветами, а свои совершенные с портновской точки зрения классического кроя костюмы предлагает в нежной розово-голубой гамме.
Томас Майер в коллекции для Bottega Veneta в очередной раз воспевает сафари и милитари, создает некий гибрид сорочки с пиджаком, который можно запросто надевать на голое тело, и все это шьет из тканей, словно изрядно поношенных и выгоревших на солнце. У Кристофера Бейли для Burberry царят 1980-е. Широкие плечи, двубортные застежки, широкие брюки с глубокими складками, даже закатанные рукава плащей и пиджаков, если кто помнит подобную примету тех славных, лишенных рефлексии лет. Все из 1980-х, за исключением общей расслабленности и непринужденности повадки.
У близняшек Дина и Дэна в Dsquared процитированы все возможные виды спорта — футбол, яхтинг, плавание и бокс. Все это замешано с одеждой обитателей Wall Street (например, пиджаками в клетку "принц Уэльский"). Получается вполне шизофренический, но оттого не менее европейский, по сути, замес.
Что уж говорить о самих японцах. Они, похоже, и вовсе решили порвать со своими корнями. У Comme Des Garcons новая версия тедди-бой в золотых, бронзовых, серебряных костюмах. Опять широченные брюки и длинные пиджаки. Золотые твиды и фланели, аппликации из пальм и золотые лепестки-принты из скраббла. У Наоки Такидзавы для Miyake вместо привычного глубокомысленного деконструктивизма жизнеутверждающие мотивы, вдохновленные чемпионатом мира по футболу. Вместо загадочных юношей — атлетического сложения парни в толстовках и штанах-карго. У другого японца, Джуниа Ватанабе, тоже все спортивное — и ни в коем случае ничего японского.
Жан-Поль Готье показывал свою весенне-летнюю коллекцию аккурат в день матча Франция--Бразилия и, разумеется, не смог обойтись без своих французских интриг. Его французскую одежду демонстрировали бразильские юноши-модели, а в одежде спорт был замешан с настоящей европейской классикой — костюмными жилетами, джинсами — и прозрачными тканями в духе глэм-рока. Подобную одежду мог бы носить Дэвид Боуи, и критики немедленно прозвали ее рок-н-рококо.
У Джона Гальяно в индустриальных металлических декорациях бродили юноши в некоем подобии рабочей одежды, только сшитой из глянцевых тканей. В гриме просматривался намек на обитателей вампирской Трансильвании, а в пресс-релизе значились ссылки на Франкенштейна.
У Дриса ван Нотена, дизайнера, который, кажется, в принципе с трудом обходится без ссылок на пряный Восток или Индию, на сей раз никакого намека на этнику. Все серо-белое, костюмы надеты поверх футболок, на ногах шлепанцы-вьетнамки.
У Gucci обошлось без привычных для этой марки намеков на 1970-е — видно, в них не уйти от отсылок к хиппи, а хиппи, как известно, немыслимы без этнических влияний. В этом сезоне — приталенные пиджаки из ткани с галстучным орнаментом, замшевые и кожаные пиджаки c заклепками. Этакие плейбои, отдыхающие на Капри в 1960-е.
У Марка Джейкобса в коллекции Marc намек на 1940-е годы. Армейские сорочки в сочетании с майками в цветочек. Черные смокинги в сочетании с мешковатыми брюками из нарочито поношенной, словно прошедшей огонь и воду ткани. Этакие борцы за мир, отвоевавшие свое.
У Миуччи Прады, которая теперь отрицает ностальгию, все более футуристично. Она сочетает формальную одежду с шерстяными носками и сандалиями, противопоставляет фетр и техноткани, надела длинные пальто поверх шорт. Многие вещи выглядели как костюмы к научно-фантастическому кино, а утопические картины проецировались на стены — оформление, как и обычно, создано в студии голландского архитектора Рема Кулхаса. У Рафа Симонса — белые водолазки или сорочки с черными шортами-трусами. Юноши напоминают огламуренных советских физкультурников. А в коллекции для Jil Sander узкие стройные черные костюмы и трапециевидные плащи — одежда французских интеллектуалов 1960-х годов.
Голландский дуэт Viktor & Rolf показал коллекцию под названием "Антидот". Именно так будет называться их новый мужской аромат. В коллекции — сплошь серо-бело-черной — костюмы с широкими контрастными кантами в сочетании с котелками и бабочками напоминали одежду цирковых иллюзионистов. В своей строгой, почти театральной классичности она демонстрировала высочайший класс европейского мастерства, который всегда был и, похоже, навсегда останется отличным антидотом против всех сиюминутных этнических слабостей усталой и пресыщенной Европы. Так что можно снова смотреть черно-белые фильмы с Жаном Габеном и анилиново-цветные комедии с Луи де Фюнесом, сопереживать драматизму Висконти и любоваться его героями, есть бифштекс с кровью и швейцарский шоколад. Они снова в моде.