Мы с ним абсолютно разные люди. Я слушаю индастриал и ношу майку Marilyn Manson. Он у себя на заднем сиденье слушает оркестровый score Ренди Ньюмана к кинофильму "Тачки". Я стригусь почти налысо, он отращивает длинные волосы. Я играю на гитаре, он лупит в барабан. Я ненавижу спорт и отдельно сволочей-спортсменов (спокойно — Сэлинджер, цитата). Он играет в мяч и носит майку Chelsea FC. Мне 48, ему три с полтом. Я улыбаюсь только за границей и при виде денег. Он сияет улыбкой 9 часов в сутки. То есть все время, пока не спит. Я люблю траву, он — леденцы.
Когда он только родился, я вообще-то хотел его усыновить. Ну, просто не верил, что пара молодых остолопов может превратиться за одну ночь в некое подобие родителей. Родителем, понятное дело, я считал только себя. И никак не понимал, почему у нас с ним разные фамилии.
И вот он приходит в дом и говорит: "Давай играть, дедушка". Понятное дело, "ш" он пока не произносит толком. Свистящие — не его конек. Он вынимает из специальных поддонов свои игрушки, я — свои. Сначала мы играем в его игрушки, потом в мои. Разница в том, что он потом убирает свои, а я так и оставляю разбросанными по всей комнате — усилки, гитары, фотоаппараты, ноутбуки и барабан для него, чтобы родителям небо в овчинку казалось. Для стратокастера у него слишком маленькая рука. Пришлось привезти ему полстратокастера — для ребенка четырех-пяти лет. Вот черт, я все время думаю, что ему на год больше, а про себя — что мне на десять меньше.
Я, как и все дедушки, тихо впадаю в маразм, то есть двигаюсь по абсциссе жизни в никуда — к нулю, он, наоборот, с нуля — в бесконечность, в какой-то точке мы с ним точно пересечемся — например, когда дедушкин мозг распадется до уровня 12-летнего подростка, а подросток разовьется до своего. В этом секрет притяжения дедушек и внуков.
Бабушки не в счет — у них другие задачи, с мозгом ничего общего не имеющие. Мы же азиатское общество. Поэтому мужчины не имеют никакого отношения к воспитанию детей, пока им не стукнет лет 12 — до первой сигареты, до первой порнухи под кроватью. Ну, тут-то, конечно, мужчина берется за воспитание. Ремень-шремень всякий, да я в твоем возрасте уже Marlboro курил и Playboy читал. То есть выполняет свою родительскую функцию наконец-то. То есть мужчина — он бежит физиологии, ему душу подавай. Но это ровно на этапе отцовства. Равно как на этапе отцовства, будучи сам молодым остолопом, многих вещей не понимаешь, не обращаешь внимания и не боишься вообще.
На этапе дедовщины ты уже получил от жизни всех пинков, которые мог, и сам переболел всеми болезнями, и схоронил с десяток одноклассников и просто друзей. Так что именно на данном этапе вас накрывает дедовская паранойя.
Так, где ребенок? Почему его не слышно? Что он делает в соседней комнате один? А может, он уже на кухне и нашел бабушкины лекарства и тут же незамедлительно их выпил. Что у него во рту? Кто дал ему немецкие леденцы — они ровно такого размера, что, если ребенок подавится, мы не достанем леденец у него из трахеи. Он порежется линейкой. Он сейчас поскользнется в ванной и ударится головой. Что за фигня лежит на полу — ребенок наступит на нее и распорет себе ногу. Он сейчас стащит фотоаппарат со стола, и тот ударит его по лицу. Ну и так далее — это бесконечно. Как вы понимаете, при таком отношении к действительности речи о том, чтобы идти с ним на прогулку, быть не может. Пусть бабушка идет на прогулку — у нее крепче нервы, ну просто как канаты. Ведь на улице опасности вырастают в миллионы раз. Машины, экология, сосульки, алкаши какие-то, дети кругом дебильные носятся. Их идиотские родственники сидят на лавочках в мороз. Тут никаких нервов не хватит. А кто вообще всю семью кормит? И его остолопов-родителей, между прочим, тоже.
Такого рода течение мыслей, конечно, сильно укрепляет ячейку общества. Вернее тех, кто в ней умудрился выжить. Но дедушке простительно — он у нас старенький. Ладно, давай пойдем купаться. Когда твоя мать была крохой, я не мог ее купать, потому что я служил в этой долбаной армии, а точней на флоте. Ваша школа настоящих мужчин отняла у меня здоровенную часть радости отцовства. После этого вы хотите, чтобы здесь рожали и воспитывали детей? Ага, в казармах.
Так что мы идем с ним купаться — благо ванна огромная, треугольная, он может здесь плавать, как в бассейне. Я сяду рядом и буду получать радость, отнятую у меня 23 года назад Тихоокеанским флотом, чтобы ему утонуть окончательно. Осторожней, мальчик, тут глубоко! И не брызгай в дедушкин фотоаппарат, он, между прочим, дорогой, твоим родителям не расплатиться в жизнь. Где у нас тут резиновые уточки имени мистера Бина? Кстати, об инфантилизме — мистерами Бинами становятся те, кому не давали в детстве резиновых утят в ванну, или, наоборот, те, кто провел с ними все детство под лондонским душем? Нет ответа. Так что пока плаваем с утятами. Хотя ему больше нравится выливать любимый дедушкин английский шампунь в воду.
Вынимаем распаренного и розового, заворачиваем и тащим спать. Пусть бабушка читает ему сказочки на ночь — не мужское это дело.
А вот то, что он просыпается в семь утра и начинает колбаситься по всей квартире,— это факт, так как я просыпаюсь на два с половиной часа позже. Так что завтра фиг вам, а не утренняя нега.
А что вы хотите?
Мы же с ним абсолютно разные люди. У нас и фамилии-то разные.