Блеск и нищета антиглобализма
Рекомендует АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ
Когда "Вавилон" показали в Канне, кинообозреватели вспомнили не что-нибудь, а классическую "Нетерпимость". Впрочем, название эпопеи Гриффита сюда бы не подошло: его пришлось бы заменить на "Глупость" или "Легкомыслие". Именно из-за них, даже без тени дурных намерений, совершаются иррациональные поступки, которые в условиях глобализации немедленно складываются в цепь причин и следствий, недоразумений и роковых совпадений — и в итоге оказываются непоправимыми.
"Вавилон" — третья часть трилогии мексиканца Алехандро Гонсалеса Иньярриту, сделавшего себе имя фильмами "Сука-любовь" и "21 грамм". В первом из этих фильмов причудливо сплелись три истории жителей Мехико, во втором — действие происходит уже в Штатах, в третьем — распространяется на весь мир, от Марокко и Туниса до Калифорнии и Мексики, и даже до Японии. Богатый японец после охоты в марокканских горах подарит ружье аборигену-арабу, а тот оставит его своим сыновьям-мальчишкам, чтобы отгонять шакалов на горном пастбище. Ружье, как известно из учебников драматургии, раз появившись, должно выстрелить. Пуля полетит в туристический автобус, и жертвой станет американка, путешествующая со своим мужем, что тут же распространит по округе весть об окопавшихся террористах. А в это время мексиканская няня нелегально вывезет малолетних детей американской пары из Сан-Диего на свадьбу своего сына, что едва не приведет к катастрофе. И в это же самое время в Токио глухонемая дочь японца будет переживать свою драму.
Драматургия пазла, составленного из нескольких автономных сюжетных линий, которые обязательно пересекутся в точке А, разрабатывается мировым кинематографом уже не первое десятилетие. Иньярриту с самого начала запатентовал несколько слагаемых метода. Он как натуральный мексиканец поднимает проблемы иммигрантов и мегаполисов, социально-культурного расслоения и двойных расовых стандартов, причем делает это с темпераментом, достойным своей нации, и со все большим, теперь уже голливудским, постановочным размахом.
Американскую пару играют Брэд Питт и Кейт Бланшетт, причем это тот редкий случай, когда появление звездных монстров оправданно. Питт придает необходимую весомость образу американца, который пытается спасти истекающую кровью раненую жену и сталкивается с равнодушием соотечественников. Бланшетт практически всю роль проводит в агонии, лежа на полу арабской хижины, что вряд ли удалось бы с таким профессиональным шиком изобразить менее известной актрисе. Горькая ирония состоит в том, что статусная американская пара, пережив экстрим, практически выходит сухой из воды. Непоправимо же страдают бедные — мексиканцы и арабы.
Правда, страдают они главным образом из-за собственного недомыслия. Если бы марокканец не дал ружье подросткам-балбесам, ничего бы не случилось. Если бы мексиканская няня не усадила чужих детей в машину под управлением собственного сына-психопата, все сложилось бы иначе. Сына играет Гаэль Гарсия Берналь. Он мобилизует все свое обаяние, стараясь внушить симпатию к герою, взорвавшемуся от грубостей пограничников. Но и дураку ясно, что по сути, пускай не по форме, пограничники правы: если все будут хватать чужих детей и возить туда-сюда через границу, вряд ли это приведет к хорошей жизни в современном Вавилоне.
Семейные проблемы, впрочем, не заслоняют глобальных и мультикультурных, ибо контакт разных культур несет не меньше сложностей, чем преемственность поколений. Если бы, как это повсюду происходит сегодня, туристы ни разъезжали по всему миру и из страны в страну ни кочевали иммигранты, не было бы вообще фильма "Вавилон". Зато теперь о нем говорят как о "победительно амбициозном эпосе, который пытается разобраться с множеством бед, подстерегающих человечество".
Почему же все-таки создатели этого фильма не сорвали "Золотую пальмовую ветвь"? Да потому, что антиглобализм идеи не спас от туристического оттенка "галопом по Европам", а антигламур ситуаций неожиданно обернулся глянцевой упаковкой, в которой поданы "беды человечества". Но то, что оказалось минусом в Канне, на "Оскаре" вполне может обернуться плюсом.