Политические отношения между Россией и Индией уникальны — им нет аналога в мире, кто бы ни находился у власти в обеих столицах. Однако парадокс в том, что российско-индийские отношения остаются политическим колоссом на глиняных экономических ногах. Несмотря на обилие саммитов и громких политических деклараций, деловые связи буксуют. В этих условиях главная задача сторон — превратить уникальный политический климат в реальные дивиденды торгово-экономического сотрудничества.
Общеизвестно, что Индия — страна священных коров. Животное, которое должно благодарить религию индуизма за свой VIP-статус в жизни индийского общества, может позволить себе все. Например, величественно лечь посреди оживленной трассы, заставляя машины покорно сбавлять скорость, объезжая ее величество корову. Если бы это был осел, тогда бы железный поток вполне мог оставить от него мокрое место. Однако священная корова — особый случай.
Священные коровы есть и в индийской внешней политике, хотя их немного. Такой священной коровой для Индии традиционно являются отношения с Россией, зародившиеся в начале 50-х годов прошлого века, в первые годы индийской независимости. Вот уже более полувека представители политического класса двух стран говорят о том, что российско-индийские отношения отличаются редкой стабильностью и устойчивостью несмотря на все драматические перемены в мире. Наблюдатели не упустят случая напомнить, что эти отношения не подвержены сиюминутной политической конъюнктуре при любой международной погоде. При этом в каждой из стран, кто бы ни находился у власти, по этому вопросу существует консенсус, что обеспечивает преемственность связей. В этом принципиальная разница между отношениями Индии с Россией и ее отношениями с Америкой, когда очень многое зависит от того, кто находится у власти в Вашингтоне. Причем не только в Белом доме, но и в американском конгрессе. У демократов свой взгляд на отношения с Индией, у республиканцев — свой. И если законодатели не находят общего языка с президентом, то они вполне могут пойти наперекор его воле, даже если ценой вопроса, к примеру, будет ядерная сделка века с Дели.
Но ничего подобного не может произойти в отношениях Москвы и Дели. С годами эти отношения претерпевали трансформацию, порой радикальную, как это произошло после 1991 года, но при этом их сущность оставалась неизменной.
Однако почему такое место во внешнеполитических приоритетах Индии заняла именно Россия, а не, скажем, бывшая метрополия Британия или США, куда всегда уезжали и продолжают уезжать в поисках места под солнцем представители индийской элиты? Пожалуй, здесь сыграл свою роль ряд факторов. Во-первых, индийцы по достоинству оценили то, что после обретения страной независимости в 1947 году именно Советский Союз, а не отвернувшиеся от Индии страны Запада помог бывшей британской колонии создать экономическую основу независимости — тяжелую промышленность. "Храмами новой Индии" назвал первый индийский премьер Джавахарлал Неру металлургические заводы-гиганты, построенные с помощью СССР. Эта традиция дожила до сегодняшних дней, когда Россия осуществляет в Индии еще один проект века (уже не 20-го, а 21-го) — строит атомную станцию в Куданкуламе. В общем, в сознании индийской политической элиты с самого начала отложилось, что именно Россия, советская или постсоветская, так или иначе была и будет причастна к появлению того экономического фундамента, на котором построена индийская государственность. К этому нужно добавить, что именно Россия снабдила Индию щитом в ее более чем полувековом противостоянии с Пакистаном: индийская армия на 70% вооружена российским оружием, арсенал которого исправно пополняется.
Вторым фактором, предопределившим особый характер отношений Москвы и Дели, стала общность подходов к тому, как должна строиться мировая политика. В советские годы Индия стала для России не меньшей священной коровой, чем Россия для Индии. Не случайно во всех внешнеполитических разделах докладов партийных съездов отношения с Индией назывались "образцом мирного сосуществования государств с различным общественно-экономическим строем". В советские годы Москву, лидера социалистического лагеря, и Дели, лидера Движения неприсоединения, объединяли антиимпериализм и антиколониализм, а сегодня их объединяет неприятие идеи однополярного мира во главе с США. То есть, по сути, за полвека изменились лишь термины, но принципы, несмотря на произошедшую после распада СССР деидеологизацию отношений, остались те же.
Примечательно, что при этом каждый из кремлевских лидеров пытался выработать свой стиль общения с Индией и ее руководством. Леонид Брежнев пытался прилюдно расцеловать дорогого товарища Индиру Ганди и с чувством говорил о том, что "советско-индийская дружба стала народной традицией". Михаил Горбачев вместе со сменившим Индиру ее сыном Радживом Ганди строил проекты строительства "ненасильственного безъядерного мира", увлекательные, но, как оказалось, оторванные от реальности, подписав в индийской столице нашумевшую в годы перестройки, но сегодня уже забытую Делийскую декларацию. А ведь тогда многим казалось, что именно Москва и Дели, объединив усилия, перестроят окружающий мир на неких принципах добра и справедливости — вполне в духе Толстого и Ганди. В свою очередь, первый президент независимой России Борис Ельцин долго выдерживал паузу, не находя возможности нанести визит в Дели, чем изрядно пощекотал нервы сторонникам российско-индийской дружбы. В начале 90-х годов прошлого века, в период медового месяца в отношениях России и Запада, политическая мода на Индию в Москве, казалось, вот-вот пройдет. Впрочем, этот период, который сегодня уместнее назвать не временем охлаждения, а технической паузой, был весьма непродолжительным. В январе 1993 года во время своего первого визита в Дели Борис Ельцин старательно пытался обнять заведенными за спину руками древний железный столб вблизи средневекового памятника Кутб-Минар (считается, что тот, кто сумеет проделать это сложное упражнение, прислонившись спиной к не ржавеющей на протяжении веков колонне, будет счастлив).
Трудно сказать, принесли ли Борису Ельцину счастье объятия с индийским чудо-столбом. Однако сменивший Бориса Ельцина Владимир Путин сразу дал понять, что в стиле общения с индийскими руководителями не намерен повторять своих предшественников. Активно использующий фактор личной дружбы в отношениях с западными лидерами, Владимир Путин выстроил свои отношения с индийскими премьерами (вначале с Аталом Бихари Ваджпаи, а затем с Манмоханом Сингхом) совсем по-другому — весьма прагматично, без внешних эффектов, которые, к примеру, отличают его общение с президентом США Джорджем Бушем. В то же время, подробно рассмотрев преемника Бориса Ельцина, при котором отношения Москвы и Дели бросало то в жар, то в холод, в Индии пришли к выводу, что смена лидера в Кремле только укрепит отношения давних стратегических партнеров. Что же касается отсутствия тесных личных отношений типа Путин--Шредер или Путин--Буш, то индийцев это нисколько не смущало. В заслугу Владимиру Путину они, в частности, поставили то, что именно при нем Москва и Дели приняли решение один раз в год проводить российско-индийскую встречу на высшем уровне попеременно то в одной, то в другой столице. В этом году Владимир Путин отправится в Дели 26 января — в День Республики Индия, а годом ранее в Москве побывал Манмохан Сингх. По мнению наблюдателей, ежегодные саммиты позволили внести в политические отношения России и Индии большую упорядоченность по сравнению с импульсивностью предыдущих времен, особенно бросавшейся в глаза в раннюю ельцинскую эпоху.
Между тем, в то время как индийская сторона не дает Москве оснований заподозрить, что ее отношения с Россией могут быть подвергнуты внутриполитической конъюнктуре, после победы на выборах 2004 года партии Индийский национальный конгресс все-таки появились опасения, что смена вех в индийской политике может отразиться на двусторонних связях. После ухода предыдущего кабинета премьера Атала Бихари Ваджпаи, одной из ключевых фигур в котором был министр обороны Джордж Фернандес, с которым у российского военного ведомства были установлены тесные отношения, у российских военных возник вопрос, будет ли его преемник проявлять такую же заинтересованность в российском оружии, как Джордж Фернандес (напомним, что именно при Фернандесе была заключена мегасделка по продаже Индии авианосца "Адмирал Горшков"). Однако индийская сторона быстро развеяла эти сомнения, дав понять, что смена власти в Индии не приведет к сворачиванию или сокращению российско-индийского военно-технического сотрудничества. Индийские дипломаты тут же напомнили, что вооружение индийской армии советским оружием было начато еще в эпоху правления Индийского национального конгресса.
Однако вернемся к феномену российско-индийских отношений. Как объяснить, что на фоне наблюдаемого сегодня последовательного ухудшения отношений России с ведущими либеральными демократиями Запада ее политические отношения с самой многочисленной по населению мировой демократией — индийской — избавлены от необходимости объясняться на повышенных тонах по поводу Чечни, Михаила Ходорковского, независимых СМИ, свободных выборов, прав человека и многого другого? Можно ли упрекнуть Индию в том, что, считая свои отношения с Россией священной коровой, она закрывает глаза на те вопросы, которые действуют на общественное мнение и часть политического класса Запада как красная тряпка на быка?
Ответить на эти вопросы не так просто, и все же попытаемся это сделать. Во-первых, что касается звучащих на Западе обвинений в недемократичности российской власти, то в Индии к ним, как правило, относятся весьма скептически. При этом представители индийской элиты в частных беседах делают упор на то, что, дескать, Запад начинает поднимать проблемы демократии только в тех случаях, когда это отвечает его геополитическим интересам, и молчит, когда это ему не нужно, а значит, все претензии, которые предъявляют Москве, нужно, что называется, делить на восемь. Таким образом, много говоря о двойных стандартах Запада, в лице Индии Россия сегодня находит не только внимательного слушателя, но и страну, готовую активно выступить с ней на единых позициях. Во-вторых, как уже было сказано выше, Дели, как и Москву, не устраивают попытки США вершить мировую политику самостоятельно, особенно проявившиеся в последние годы — при президенте Буше-младшем. Отсюда раз за разом декларируемые Москвой и Дели в ходе саммитов призывы строить многополярный мир, то есть мир, в котором не будет одного-единственного центра силы.
Есть еще одно важное обстоятельство, сближающее две страны политически. Напомним, что Индия имеет свой аналог Чечни — Кашмир. Всерьез опасаясь исламской угрозы, способной взорвать ее изнутри, Индия предпринимает все усилия для ее нейтрализации. Поэтому действия российских властей в Чечне, традиционно вызывавшие критику на Западе, находили и находят понимание и поддержку в Дели.
Список точек соприкосновения в позициях России и Индии по вопросам международной политики можно было бы продолжать и продолжать. Однако парадокс заключается в том, что при всей безоблачности политических отношений Москвы и Дели их атмосфера до настоящего момента никак не трансформировалась в динамичное торгово-экономическое сотрудничество. В мире немало стран, с которыми России гораздо удобнее торговать, чем спорить о демократии и правах человека. Лучший пример та же Западная Европа. С Индией у России проблема другая. Никаких подводных камней в политическом сотрудничестве между двумя странами нет, но при этом нет и серьезной торговли, которая бы отвечала двустороннему потенциалу. Товарооборот стратегических партнеров составляет порядка $3 млрд, ненамного превышая объем торговли Индии с соседней Шри-Ланкой.
Феномен Сони Ганди
В Индии невозможно появление традиционных для недемократического Востока властных кланов. Однако ничто не мешает стране иметь одну из старейших политических династий мира — династию Неру--Ганди. Сегодня эта династия представлена лидером партии Индийский национальный конгресс (ИНК), вдовой покойного премьера Раджива Ганди Соней Ганди и ее детьми — дочерью Приянкой и сыном Рахулом, прошедшими свои "политические университеты" в молодежном крыле ИНК.
Феномен итальянки Сони Маино, которая вышла замуж за Раджива Ганди, сына Индиры Ганди и внука Джавахарлала Неру, и после его гибели поднялась на вершину индийского политического Олимпа, остается предметом неутихающих дискуссий. Соня Ганди не только спасла от исчезновения династию Неру--Ганди, в которой после Раджива не осталось харизматических личностей, но и возродила Индийский национальный конгресс. Радикальная перестройка, которую она затеяла в ИНК, пошла партии на пользу. На последних выборах 2004 года ИНК нанес правившей тогда в стране "Бхаратия джаната парти" (БДП) сокрушительное поражение. Это открывало перед Соней Ганди, лидером победившей партии, путь к креслу премьера. Однако Соня Ганди заявила, что премьером не будет. "Мой внутренний голос говорит мне, что я должна отказаться от этого поста",— сказала она. Мотивы ее решения остались тайной. В итоге премьером стал один из ближайших соратников Сони Ганди Манмохан Сингх.
Добровольно отказавшись от кресла премьера, Соня Ганди остается влиятельнейшей фигурой индийской политики. А авторитетные индийские астрологи по-прежнему твердят, что однажды она станет премьером. Когда этого захочет.