Все труднее в нашей жизни решается проблема детского сна. От этого не решается не только проблема взрослого сна. От этого вообще много других, гораздо более серьезных проблем. Причем некоторые из них могут не решиться, по-моему, уже никогда.
С мальчиком что-то происходит. Я толком не могу разобраться, что именно, у меня на это просто нет времени, но вдруг я понимаю: черт возьми, надо же в это вмешаться.
Потому что полночь, половина первого, час ночи — они не спят. У них очень много дел. Маша пишет письмо Деду Морозу. Она впервые в жизни делает это сама. Я прихожу домой в уверенности, что они спят,— а Маша подбегает ко мне с криком:
— Смотри, я написала Деду Морозу!
Я беру листок и вижу: красным карандашом большими, даже слишком, буквами написано слово "САНИ".
— Зачем тебе? — спрашиваю я.— У тебя же есть.
Оказывается, ей для себя ничего не нужно. И не потому, что у нее все есть. Просто есть те, кому это нужнее. У Маши на руках три бэби-берна, и на троих нужны хотя бы одни сани.
— Маша, послушай,— говорю я,— это все неправильно написано.
И если до этого в Машиных глазах был хотя бы туман, намекающий на то, что не за горами то время, когда она будет готова отойти ко сну, то после моего вопроса весь этот сон, который и так под большим вопросом, вообще, как говорится, рукой сняло.
— Почему? — спрашивает она, и недоумение в ее голосе граничит с очень серьезной обидой.
— Потому что Дед Мороз не заслуживает такого,— говорю я.— Потому что как это — "сани"? Что — "сани"? Ты вообще кому письмо пишешь?
— А как надо? — примирительно спрашивает Маша, и я понимаю, что она сейчас решила не обижаться, а пройти через это и сразу двинуться дальше, потому что важнее всего остального получить сани для Кати, Вани и Маши.
— Ну, не знаю,— неуверенно говорю я, потому что последний раз сам писал такое письмо довольно давно.— Наверное, надо начать так: "Дорогой Дед Мороз!" И дальше попросить его, а не то что: "Сани!" Он вообще может обидеться. Имеет право.
Маша ушла к себе к комнату и долго писала письмо Деду Морозу. Уже совсем никто не думал о том, что им надо спать, даже я. Потом она вышла и протянула мне этот листок.
"Уважаимый Дед мороз приниси мне пожалуйста сани для моих кукол я тибе аткрою Маша".
Меня сначала больше всего удивило, что она правильно написала слово "пожалуйста". Но я сразу выяснил у нее, что это слово ее специально учили писать и в детском саду, и няня.
Тогда меня больше всего удивило, что она назвала Деда Мороза "уважаемым".
— Я же тебе сказал, что он "дорогой",— сказал я.— Почему ты написала, что "уважаемый"?
— Потому что я его уважаю,— ответила Маша.
Ваня подошел к нам и посмотрел, что тут у нас происходит.
— Я тоже хочу написать Деду Морозу,— как-то глухо сказал он.
Я хотел спросить, умеет ли он писать, но потом понял, что не должен этого делать.
— Ну давай,— говорю.— Что ты, кстати, хочешь у него попросить?
— Сначала напиши, что он "уважаемый"! — крикнула Маша.— А то он не даст!
— Хорошо,— кивнул мой четырехлетний мальчик, взял в руки бумагу, фломастер, задумался и вздохнул.
Я понял, что он, конечно, не знает, как пишется слово "уважаемый". До сих пор Ваня мог написать только четыре слова (зато каких): "мама", "папа", "Ваня", "Маша".
Я посмотрел на него и с жалостью подумал, что это тупик. Нет, чувство, которое я сейчас испытывал к нему, было даже выше жалости. Это была тоска.
— Папа,— спросил меня Ваня,— кстати, как пишется буква "у"?
Ключевым здесь было слово "кстати".
Я показал.
— А как пишется буква "вэ"? — поинтересовался Ваня.
— Ваня,— неприятно поразилась Маша,— я не спросила у папы даже как пишется буква "жэ"!
Ваня даже не обратил на нее внимания. Он перерисовывал букву "вэ". Он, наверное, понимал, что может заставить написать меня так все слово. Но он хотел сам написать это письмо.
К концу этого слова он очень устал. Он раскраснелся. Кончики пальцев, когда он выводил буквы, белели от напряжения. Но он дописал это слово. Дальше надо было писать "Дед Мороз".
— Все, больше не могу,— признался Ваня.
— Ну ладно, в следующий раз допишем,— сказал я.— Вам все равно надо спать.
— Нет, сейчас! — прошептал Ваня.
Надо было что-то делать.
— Ну ладно,— сказал я.— Поставь здесь восклицательный знак. Дед Мороз поймет. Главное, что ясно: вы с Машей его уважаете.
Я посмотрел на то, что у нас получилось: "Уважаемый!"
Так к человеку в темном переулке обращаются хулиганы, прежде чем избить его до полусмерти.
— Ну вот и хорошо! — бодро сказал я.— А теперь — спать!
— Папа,— сказал Ваня,— а как же он узнает, что мне подарить?
Я содрогнулся, представив себе, что мы все-таки вынуждены будем это сейчас писать.
— Так...— сказал Ваня.
И через несколько секунд он нарисовал рядом с этим словом домик.
— И что? — спросил я.— Ты что, хочешь, чтобы он подарил тебе домик?
— Ну да,— сказал Ваня.— Конечно. Он мне очень нужен.
И он искоса посмотрел на Машу. Я понял, для чего он ему нужен. Ему необходимо время от времени побыть одному.
— А, ну ладно,— сказал я, не веря, что все так счастливо закончилось.— Я думаю, Дед Мороз поймет. Теперь будете спать?
Они заснули все-таки позже, чем я. Я-то, выкрутившись из всех сложностей этого вечера, заснул сразу и с большим облегчением.
И только утром я подумал о том, что самая глобальная сложность только появилась в моей жизни.
Я подумал о том, что это за домик должен принести Ване Дед Мороз.
О том, какой апокалиптический характер приняла проблема сна в моей жизни и в жизни моих детей, я доскажу в следующий раз, потому что в этот раз израсходовал отведенный мне лимит времени и бумаги.