премия литература
Ъ продолжает рецензировать книги номинантов на премию "Букер" (см. Ъ от 22 и 28 ноября). Среди шести вошедших в шорт-лист романов два родились в Израиле. Филолог из университета Хайфы Денис Соболев соревнуется со звездой русскоязычной израильской прозы Диной Рубиной. Однако по его собственному гамбургскому счету он конкурирует с Андреем Белым или даже Львом Толстым. За битвой молодого автора с классиками следила КИРА Ъ-ДОЛИНИНА.
Филологическая проза — вещь, хотя и модная, но специфическая. И уж точно мало кто из здравомыслящих филологов берется за роман — этот жанр для отчаянных, безбашенных, малорефлексирующих, иначе не могущих литераторов. Иначе говоря, для настоящих писателей. Денис Соболев неписанный этот закон нарушил, отложил на время свои ученые занятия английской поэзией и Хазарским каганатом и за восемь лет написал роман. То есть написал он семь частей того, что сложил в роман и чью принадлежность к романному жанру оспорить хочется прежде всего.
Семь частей, семь рассказов, герои которых на протяжении повествования не пересекаются. Сведение семи лирических героев этих рассказов вместе в последней части только усиливает ощущение искусственности этой конструкции. А рождается оно прежде всего оттого, что лирические герои во всех этих главах поразительно похожи друг на друга. Молодой, талантливый, эмигрировавший из Питера в Иерусалим, в разной степени, но все равно неустроенный, замученный алчными, приземленными и пустыми женщинами (если женщина встречается вдруг иная, то она либо вампир, либо Лилит, либо просто на этом свете не жилец), не очень любящий людей мистик и книгочей. Профессия роли не играет: и гений-математик, и переучившийся на программиста физик, и гуманитарий-литератор, и живущий на пособие безработный с высшим образованием — все они говорят, думают, действуют, мечтают чрезвычайно схоже.
При желании, конечно, найти различия можно (один скачет по лесу в ролевых играх, другой общается с демонами пустыни, третий рыскает по библиотекам, четвертый бродит по ортодоксальным кварталам Старого Иерусалима), но главная проблема их единства — их язык. А он один на всех — интеллигентский, с ленинградскими корнями, с ницшеанским душком, с назойливыми повторами, с привычкой к прилюдному умствованию на метафизические темы, к цитированию, которое скрыто ровно настолько, чтобы быть прочтенным восхищенными поклонниками, минимально засоренный заимствованиями из иврита, максимально напичканный доказательствами превосходства автора над окружающими. Этот язык до боли знаком каждому, кто читает не только современную литературу, но и (а может и прежде всего) тексты разнообразных интернет-дневников. Это там каждая удачная фраза или идея должна сейчас же вызывать шквал комментов-аплодисментов от сочувствующих френдов. То, что в "большой" литературе действуют иные законы восприятия, да и пишется она по иным правилам, в этой, "бытовой", про "русский Израиль" части романа господина Соболева не учитывается. И это, конечно, провал.
Однако все меняется в тот момент, когда героем становится не человек, но город. Иерусалим — единственная составляющая романа, которая делает его живым и заставляет дочитывать до конца. Старый, восточный, сияющий белизной и тонущий в темноте своих древних кварталов, путаный и знакомый, светский и религиозный, пыльный и цветущий, базарный и пустынный. В нем и только в нем могут происходить странные вещи, о которых рассказывает автор, надо только знать и видеть. Денис Соболев, надо отдать ему должное, знает прекрасно. Его вампиры, демоны, тени, сказки, притчи — плоть от плоти этого "профессорского" знания. Оживить его рассказом — дело благое. Вот только жанр того самого большого русского романа, о котором так печется русский "Букер", требует еще чего-то. И это что-то не историософский или мистический конструкт, а прежде всего язык. Андрей Белый и даже граф Толстой это неплохо знали.