Гостем открывшейся вчера книжной ярмарки non/fiction стал известный норвежский писатель Юстейн Гордер. Уже пять лет в России читают его прославленную книгу "Мир Софии", где детям всех возрастов объясняется вся мировая философия. Теперь он представил изданные в петербургской "Амфоре" новые книги "Рождественская мистерия" и "Дочь циркача". С ЮСТЕЙНОМ ГОРДЕРОМ встретилась ЛИЗА Ъ-НОВИКОВА.
— После "Мира Софии" у норвежцев больше нет проблем с философией?
— Я узнал, что в тот год, когда вышел "Мир Софии", в несколько раз возросло число поступающих на философские факультеты.
— Эту книгу оценили во всей Европе: в Германии тиражи превысили миллион. Россия тут несколько отстает. Да и русской философии в книге уделено не так много внимания...
— Действительно, русская философия занимает не так много места в книге. Но этому имеется практическое объяснение. У нас все получающие высшее образование должны в обязательном порядке сдать экзамен по истории философии. Я исходил из обязательного для этого экзамена списка авторов. Если бы я знал, что эта книга будет переведена на 45 языков, я бы включил еще и восточную философию. Вообще-то, когда я писал эту книгу, то был уверен, что ее прочтет только три-четыре человека. Даже жене сказал, что сажусь за убыточный проект — она просила меня поторопиться, поскольку денег не хватало.
— Да, но "Гарри Поттер"-то у нас раскупался, и гораздо лучше "Мира Софии"...
— Во всем мире ситуация примерно такова: девочки читают больше, чем мальчики, а мальчики заканчивают читать лет в 10-15, а затем начинают читать снова не раньше 18-20. Когда появился "Гарри Поттер", все изменилось, так что у меня к этому мальчугану никаких претензий. И потом, у меня тоже есть детский роман "Загадка пасьянса", про который мне многие мальчики писали, что это была первая книга, которую они дочитали до конца. Так что не думаю, что у "Гарри Поттера" есть своя монополия. Без таких книг, как "Мир Софии", не обойтись — они нужны, чтобы дети учились критически смотреть на мир. Дети изначально большие критиканы — они умеют задавать правильные вопросы. И если в ответ на свои вопросы они получают какую-то пищу для ума, у них этот навык развивается.
— Норвегии как-то очень неплохо удалось распорядиться своими нефтяными богатствами, а какова была роль литературы — не поделитесь ли ценными советами?
— Действительно, нефть очень помогла Норвегии. Хотя я бы сказал, что это было и хорошо, и плохо. Потому что Норвегия слишком богатая страна, наша проблема — в избыточности. Но что нас спасло, так это то, что, получив эти деньги, мы сделали ставку на культуру. И вот результат: теперь я могу сказать, что у нас в Норвегии потрясающая литература, особенно детская. И у нас есть то, чего нет в России, а именно подростковый роман. Безусловно, норвежский язык — это малый язык, его нельзя сравнить с русским, но у нас есть национальный проект по развитию нашей литературы. Наши книги не облагаются налогом на добавленную стоимость. Если издательство издает норвежского автора, у него уже есть гарантия на тысячу экземпляров — их купит и разошлет по библиотекам государство. Есть и масса стипендий, грантов и специальная организация, которая доплачивает за перевод наших книг на иностранные языки.
— Так каким писателем вы себя ощущаете? Существует ли для вас общий мировой литературный процесс, ведь в то же самое время, что вы пишете новый роман, в Америке, например, трудится Филипп Рот, а в России — Виктор Пелевин?
— Я чувствую себя норвежцем. Если задать мне вопрос, кто я такой, я отвечу: мужчина, писатель, семейный человек, отец. Ну, и — норвежец. Это вполне закономерно, что такой роман, как "Мир Софии", написан норвежцем. Именно у нас очень богатая традиция популяризации таких сложных вопросов. Хотя это единственная моя "очень норвежская" книга, остальные могли бы быть написаны и в другой стране.
— А что для вас книжная ярмарка в Москве?
— Надо сказать, я езжу очень много, как ненормальный. Но у меня всегда оставалось белое пятно — так что, когда меня спросили, хочу ли я поехать в Россию, я сразу согласился. Я вырос на русской культуре. Я лет с семи обожал Чайковского — когда был один дома, слушал его пластинки и очень боялся, что меня застукают за этим занятием. Все же это было слишком романтично для мальчика. Естественно, с самой ранней юности читал писателей-классиков. К тому же у нас дома много лет была домработница-коммунистка. Она ездила в Советский Союз и всегда мне об этом рассказывала, а это были 1960-е годы, когда в Норвегии коммунисты подвергались преследованиям, так что я очень гордился тем, что у нас такой либеральный дом. Она напевала "Пусть всегда будет солнце", с детства это помню.
— А вот вы прошли путь от взрослой литературы к детской, но если так важна детская аудитория, то, может, лучше с нее сразу и начинать?
— А если женщина захочет родить ребенка, кого ей лучше рожать сначала — мальчика или девочку? Тут лучше положиться на волю случая.