детективчик
В прокат выходит новый фильм Вуди Аллена "Сенсация". Он вряд ли станет сенсацией кинопроката, но, несомненно, доставит удовольствие тем, кто не ждет от него слишком многого.
Иногда режиссеры-ветераны все-таки способны удивлять. 70-летний Аллен снял "Сенсацию" сразу вслед за фильмом "Матч-пойнт", который был признан столь неожиданно свежим, что скептики даже усомнились, не подсобил ли ветерану кто-то из более молодых товарищей. По поводу "Сенсации", где свежести поубавилось, столь гнусных подозрений не возникает — если, конечно, не считать молодым товарищем актрису Скарлетт Йоханссон, которую господин Аллен вновь пригласил, вновь снял кино в Лондоне и его великосветских окрестностях, только в качестве аристократической забавы место тенниса заняло плавание, а взамен опер Верди и Россини в фильме обильно звучит Чайковский.
Как и "Матч-пойнт", "Сенсация" — это сатира на британскую элиту, благополучие которой оплачено кровавыми преступлениями. Даже сюжетные линии похожи: и там и здесь устраняют женщин-простолюдинок, встающих на пути молодых денди и карьеристов. Прелесть "Матч-пойнта" состояла в том, что там было преступление без наказания, а Достоевский оказывался сброшен с корабля современности. Вуди Аллен действительно тряхнул стариной: ведь еще в молодости он был известен хулиганскими экранизациями "Войны и мира" и смелыми перелицовками Чехова. Подобной смелостью не пахнет в "Сенсации", лишенной обаяния цинизма и слишком уж добропорядочной. Тем не менее и здесь есть на что поглядеть.
Прежде всего занятно разглядывать пару, которую сам Аллен составил со своей любимой Скарлетт Йоханссон в роли студентки-журналистки из Бруклина, гостящей в Лондоне. Можно не сомневаться, что еще несколько лет назад манхэттенский чудак (его героя-фокусника в "Сенсации" зовут Сплендини, а в русском варианте переименовали в Чудини) придумал бы для своих отношений с юной прелестницей сложный коктейль из психоанализа, ревности, навязчивых идей и сексуальных фрустраций. Но возраст, никогда ранее не служивший помехой, наконец взял свое: теперь самого одиозного женолюба Америки привязывают к самой сексуальной девушке той же Америки исключительно платонические чувства, а полфильма ему даже приходится изображать ее отца.
Да и сама Скарлетт, одетая в безвкусные студенческие тряпки и уродливые очки, выглядит скорее клоунессой — под стать своему партнеру, с которым они знакомятся на проводимом Чудини магическом сеансе дематериализации. Оказавшись в ящике для фокусов, девушка видит призрак недавно почившего матерого репортера, который сообщает ей информацию о новоявленном Джеке-потрошителе, что прячется под личиной Питера Лаймана (Хью Джекман), потомка одного из лучших британских семейств. В погоне за правдой и немножко за наживой красавица и чудовище превращаются в пару сыщиков, а фильм — в пародийный детектив, которому для блеска недостает только гениального финала.
Впрочем, не только его. Трудно это представить тем, кто помнит сексуальный скандал с Алленом всего лишь 15-летней давности, но как-то с ходу веришь его герою, который говорит, что кайф для него теперь — это ужин без изжоги. Но если от половой озабоченности старине Вуди удалось наконец-таки избавиться, другие его фирменные болезни по-прежнему при нем. Чего он нисколько не скрывает, то и дело выражаясь перлами: "Я был воспитан в иудаизме, но в конце концов обратился в нарциссизм". Или: "Я никогда не толстею. Невроз мне заменяет аэробику".
Постоянство, с которым Аллен на протяжении вот уже 40 лет культивирует почти неизменный набор творческих и мужских качеств, производит двойственное впечатление. Большинство режиссеров его калибра в известном возрасте впадают в застой и импотенцию, но Вуди Аллену это не грозит — по той причине, что он так никогда до конца не повзрослел, а его "еврейская мудрость" на самом деле сродни мальчишескому инфантилизму. Правда, в какой-то период своей биографии мэтр несколько забронзовел, посерьезнел и принялся "давать Бергмана". Именно на фоне этих претензий и завышенных ожиданий многие поздние фильмы были квалифицированы его поклонниками как слишком мелкие и простецкие. Однако как только к кинематографу Аллена перестали относиться как к фабрике шедевров, все встало на свои места. Он опять превратился в того, кем начал — в мастера незамысловатых скетчей, умеющего не грузить народ глубокими откровениями, но всегда доставляющего обещанную порцию удовольствия.