концерт опера
В Большом зале консерватории прошло концертное исполнение оперы Россини "Золушка". Очередной проект оперного продюсерского центра Classica Viva вновь объединил дирижера Теодора Курентзиса, камерный оркестр Musica Viva, консерваторский хор Бориса Тевлина и международную команду ярких певцов — на сей раз специалистов по Россини. Слушал и смотрел СЕРГЕЙ Ъ-ХОДНЕВ.
Когда-то, говоря о вырождении драматического начала в операх, выдумали презрительный ярлык "концерт в костюмах". Приходится признать, что в случае "Золушки" нам в очередной раз продемонстрировали как раз обратное,— спектакль без декораций, без театральных костюмов и без бутафории. Иначе сложно назвать все то, что итало-российско-британская семерка певцов проделывала по ходу концерта, умудряясь на самой кромке сцены БЗК непринужденно и детально разыгрывать все перипетии трогательной истории Ченерентолы-Золушки, какой она представилась либреттисту Россини.
Само собой, буффонной стороне сцендействия посчастливилось больше — очень уж сочно, даже провоцирующе сочно выведены в опере именно комические персонажи. "Серьезным" действующим лицом остались красноречиво-благородные позы да жесты, что, впрочем, не помешало выглядеть подкупающе убедительно ни мудрому Алидоро, фее россиниевской "Золушки" (Эндрю Фостер-Уильямс), ни одухотворенному принцу Дону Рамиро (Максим Миронов), ни, наконец, сиятельно-кроткой Золушке (Анна Бонитатибус). (Последняя для пущей наглядности даже разбила чашку в момент нежданной встречи с принцем.)
Однако Дандини, ушлый камердинер принца, значительную часть оперы изображающий своего хозяина, и амбициозный Дон Маньифико, золушкин злобный отчим, получились настолько колоритными актерски, что в рамках какого-никакого, но концерта им было прямо-таки тесно. Причем двое певцов потрудились придумать для своих ролей нетривиальные, но в общем-то на редкость смешные рисунки. Паоло Бордонья (Дандини) изображал не просто заурядного попрыгунчика а-ля Фигаро, а бурлескного фата с повадками гея, который, мороча голову папаше Маньифико выдуманными брачными планами, начинает в конце концов строить куры ему самому. Да и у Филиппо Мораче вышел отчим не однобоко-чванный, а очень рельефный в своей жовиальности, трусоватости, одышливости и какой-то мечтательной спеси.
Впрочем, с первой сцены было со всей очевидностью понятно, что бесчисленные гэги, вызывавшие у зала почти неприличный для академического концерта хохот,— всего-то яркая оболочка на не горькой, а очень даже вкусной пилюле первоклассного россиниевского вокала. Ни одна колоратура, ни одна скороговорка не прозвучала небрежно. Распробовав Анну Бонитатибус в январском "Орфее" Глюка, теперь можно было оценить гибкое, красочное и феноменально подвижное меццо итальянской примадонны в самой выигрышной для нее партии. Несмотря на всю легендарную сложность, партия эта казалась просто-таки по мерке, скроенной для певицы: будто не довольствуясь прописанными в партитуре метрами колоратур, она еще и с легкостью импровизировала дополнительные украшения. Максим Миронов, в свои 25 лет вырвавшийся в лучшие россиниевские тенора, демонстрировал не меньшую виртуозность, хотя при его сравнительно небольшом, легком, светло окрашенном голосе она ощущалась иначе — более инструментальной, более точеной.
Трое бас-баритоновых персонажей (Алидоро, Дандини, Маньифико) были роскошны каждый на свой лад не только в смысле актерского артистизма, и трудно сказать, какой голос впечатлял больше: сочный, полный, гладкий у Паоло Бордоньи или крупный и бархатистый у Эндрю Фостера-Уильямса. Двум золушкиным сестрам, Клоринде (Ольга Трифонова, способнейшая молодая солистка Мариинки) и Тисбе (Сара Кэстл), удалось получить в результате исполнительниц, однозначно запоминающихся, даже несмотря на то что партии у них невелики (у Тисбы отдельной арии и нет вовсе). При всем том и ансамбли неукоснительно оказывались ровными, точными, пружинистыми.
Как ни странно, менее яркой, чем обычно, оказалась дирижерская концепция и оркестровая игра. Ничего дерзновенного Теодор Курентзис по отношению к музыке Россини себе не позволял, что на качестве вокального результата не сказалось. Зато оркестр Musica Viva звучал тускловато, дежурно, с огрехами по части духовых, что казалось особенно неожиданным всего-то через несколько дней после отменного концерта того же коллектива, в котором он под управлением Александра Рудина безукоризненно сыграл Бетховена и Антона Эберля. Впрочем, совокупного впечатления от "Золушки" это, пожалуй, не омрачило: как показал концерт, сделать россиниевскую оперу свежей, смешной и завораживающе красивой под силу прежде всего певцам.