Обвалы строящихся и свежепостроенных домов, а также гибель рабочих на стройках в дореволюционной Москве не удивляли никого. После очередного обвала дома жители новостроек начала XX века начинали лихорадочно искать признаки грядущей катастрофы в своих жилищах. Свидетельства неразрывной связи славного московского строительного прошлого с современностью обнаружил обозреватель "Ъ-Дома" ЕВГЕНИЙ ЖИРНОВ.
"Сплошное нарушение строительного устава"
С самого начала эпохи массового строительства, с конца 50-х годов ХХ века, практически каждый новосел, въезжая в новую квартиру и обнаруживая многочисленные недоделки, в сердцах говорил: "А вот раньше строить умели!" Причем нисколько не сомневался в том, что так оно и было. Практически в любом городе СССР стояли дома дореволюционной постройки, которым, казалось, нет сносу. Но так только казалось, поскольку до периода развитого социализма дожили лишь те строения царских времен, которые не рухнули вскоре после завершения строительных работ или еще до их окончания.
В конце XIX--начале XX века, когда в Москве начался строительный бум, большие и малые крушения новых домов стали вполне обыденным явлением. К примеру, у гостиницы "Метрополь" в 1903 году — вскоре после ее торжественного открытия — начала отваливаться лепнина с фасадов. А поскольку денег на исправление дефектов у владельцев не нашлось, во избежание несчастных случаев проход по тротуарам вокруг лучшего московского отеля надолго закрыли деревянными рогатками.
Однако ничуть не реже случались катастрофы по московским меркам весьма значительные. В июле 1909 года газета "Русское слово" писала: "Происшедший вчера обвал дома Бровкина на Красносельской улице вновь ставит на очередь вопрос об ответственности за такого рода 'заведомые' катастрофы. Случаи легкомысленных построек в Москве в последние годы зарегистрировываются все чаще и чаще. А между тем виновных, кажется, ни в одном случае не находили: их не искали. Говорили о слабости технического надзора со стороны городского управления, но дальше разговоров не шли. Рабочие говорят, что катастрофа была вызвана сотрясением от свалившейся железной балки. Но какова же была прочность постройки, если дом мог рухнуть от столь незначительной причины! Не от такого ли 'сотрясения' образовались и трещины, предшествовавшие обвалу?"
Городские руководители считали главной причиной всех бед недостаточный контроль за строительными подрядчиками. Того же мнения придерживалась и общественность. Газета "Раннее утро" в августе 1909 года опубликовала беседу с одним из городских участковых архитекторов, который рассказал следующее:
"Строительное дело при Московской городской управе смело можно назвать 'бумажным делом', ибо все оно построено на 'бумаге' и 'отношении'. В строительное отделение управы подаются чертежи частных построек по всем правилам строительного устава и местных обязательных постановлений. Через месяц, а иногда и дольше разрешение получается, и чертежи выдают на руки владельцу. Этот, в свою очередь, чертежи с подписью своего архитектора представляет участковому архитектору, который ставит на чертежах свою 'памятку'. После этого чертежи идут к местному приставу, который ставит на них свою подпись.
Что делается потом, после того как чертежи прошли все 'инстанции', как производится владельцем стройка, согласно ли выданным чертежам,— в это городская управа не входит. Эти функции возлагаются всецело на... местного околоточного надзирателя. Тот, видя бумажное разрешение, вполне этим удовлетворяется.
— Ну а участковый-то архитектор? Он-то что делает?
— Участковый архитектор не заглянет на постройку до тех пор, пока не получит официального приглашения от местной полиции. Все, что я вам сейчас рассказал, относится к более или менее центральным районам столицы.
— Неужели на окраинах еще хуже?..
— Вы говорите 'хуже'? Там почти сплошное нарушение строительного устава".
В городской управе начались долгие прения, закончившиеся через год введением строительного контроля. Но пресса вновь недоумевала: "За последнее время в городской управе немало было произнесено серьезных фраз о необходимости организовать наблюдение за постройкой городских зданий и сооружений, за приемом строительных материалов и пр. Вопрос этот очень важный, затрагивающий больные стороны управского хозяйничанья, давно ожидавший своего разрешения. Наконец, от слов перешли к делу. И что же? Оказалось, весь огород городился только затем, чтобы увеличить штат управского контроля двумя архитекторами с жалованьем... по 100 рублей в месяц. Этим двум маленьким чиновничкам отныне поручается весь громкий 'надзор за городским строительством', в том числе, следовательно, и наблюдение за деятельностью технических генералов управы, получающих оклады по нескольку тысяч рублей".
Сомнения были не напрасны. В новом подразделении контролеров были подготовлены бланки, в которых говорилось: "Представитель контроля... при приеме работ, материалов присутствовать не будет". После чего вся строительная жизнь вернулась в прежнее русло. А, как писали газеты, после введения дополнительной инспектирующей стройки инстанции стало еще хуже.
"Раскрылась страшная безвременная могила"
Архитектурный контроль не работал даже тогда, когда строились здания по заказу города, на городские же деньги. В октябре 1911 года обвалилось строившееся на Бутырке городское училище. "Катастрофы,— писала 'Столичная копейка',— постигают не только частные здания, где возможен не всегда удовлетворительный технический надзор, но и здания, воздвигаемые общественными учреждениями, как, например, городским управлением.
На печальные размышления наводит нас катастрофа, происшедшая на Бутырках, где в громадном 5-этажном корпусе, предназначавшемся под городское училище, в двух верхних этажах произошел обвал потолков.
Если бы эта катастрофа, повлекшая за собой кровавые жертвы (два человека было убито и три ранено), представляла из себя случайное, единичное явление, тогда достаточно было бы высказать соболезнование. Но нет, у нас не только в Москве, но и по всей России таких катастроф можно насчитать десятки, а то и сотни".
"В левом крыле корпуса,— говорилось в репортаже 'Раннего утра' о том же событии,— там, где только вчера сняли леса и подпорки, державшие просыхавший потолок, в первых верхних этажах произошел обвал. Провалился потолок чердака, придавил своей тяжестью потолок следующего этажа, и все это рухнуло в третий этаж, погребая под собой все живое.
Вся масса, состоящая из кирпичей, земли, цемента и железных полос, сбилась в общую громадную кучу. Сверху висело скрюченное железо, местами застрявшее около необрушившейся части потолка. Здесь, накренившись, стояли остатки еще неразобранных подпорок, с боков виднелись образовавшиеся при обвале отверстия, а сверху глядело нутро крыши, уже не заслоненной чердаком. Внизу, под этими обломками, были люди, не успевшие в ужасный момент спастись.
До приезда пожарных раскопки почти не начинались. Далее по указанию рабочих начались раскопки в том месте, где должны были находиться еще два рабочих. Работа была адская. Пришлось разбирать почти по камню. Установилась цепь людей, которые, принимая кирпичи, цемент и другие обломки, передавали их из рук в руки и бросали во двор. Вдруг лопата одного рабочего ударилась во что-то мягкое. Скоро раскрылась страшная безвременная могила".
В те времена нанимать рабочих из дальнего зарубежья подрядчикам в голову не приходило, поскольку и в ближних к Москве губерниях можно было набрать дешевых, хотя и неквалифицированных рабочих, которые за гроши соглашались рисковать своей жизнью на стройках. Возмущению интеллигентов-либералов не было конца: "В Москве жизнью строительных рабочих положительно 'играют'. На примитивных 'люльках' с ветхими канатами несчастные рабочие с замиранием сердца производят свои работы на высоте 6-го или 7-го этажа. А часто нет даже 'люльки'. Берется обыкновенное полено, к нему привязывается веревка. Маляр, преимущественно подросток, садится на полено верхом, и его тащат без всякой лебедки, а попросту 'от руки' наверх, на 5-й или 6-й этаж. Чернорабочие, несущие на своих плечах на 'козе' тяжкую ношу кирпичей, карабкаются по крутым мосткам, очень часто совершенно не огороженным какими-либо перилами. Стоит 'козе' перевесить — человек теряет равновесие и летит в бездну".
Столь же обыденными были и нарушения технологии, приводившие к разрушению домов. "Копейка" в марте 1913 года писала: "Грандиозный 8-этажный квадрат с фасадом на три улицы — на Малую и Нижнюю Кисловки и в Калашный переулок — сооружался с лихорадочной поспешностью. Кладка его кирпичных стен шла чуть не зимой. Во всяком случае, продолжалась еще глубокой осенью, при сильных заморозках и возобновилась весной.
Вчера в 7 часов утра обращенная в Калашный переулок сторона этого каменного великана зашаталась, и через какие-нибудь пять минут на уличной мостовой в облаках пыли лежали горы кирпичей. Упавший фасад дома увлек за собой и значительную часть внутренних стен. Загромоздившие улицы высокие груды камней, под которыми могли быть погребены не только люди, но и целые экипажи, были безмолвны".
Как обычно, работала следственная комиссия, и, как обычно, конкретных виновников не обнаружили. Ведь главным виновником, как и в наше время, был острый дефицит квадратных метров, за которые страждущие готовы были платить огромные деньги. А строительные подрядчики, как и прочие капиталисты всех времен, если верить Марксу, были готовы за 50% прибыли рисковать жизнью. Не своей.