В Международной организации труда (МОТ) считают возможным полностью побороть смертность на производстве. Как это можно сделать в России, BUSINESS GUIDE рассказал главный специалист в области охраны труда субрегионального бюро МОТ для стран Восточной Европы и Центральной Азии ВИКИНГ ХУСБЕРГ.
BUSINESS GUIDE: Как можно оценить ситуацию с охраной и безопасностью труда в России по сравнению с другими развивающимися странами и с Европой?
ВИКИНГ ХУСБЕРГ: Сразу оговорюсь, что по международной классификации Россия относится не к развивающимся странам. Мы ее включаем в группу стран с переходной экономикой. Это большая разница, в том числе применительно к охране труда. В развивающихся странах, например в ряде африканских государств, совсем другие проблемы. В России много высококвалифицированной рабочей силы, есть институт охраны труда, политическое желание улучшать условия работы. Надо только организовать системный подход. Охрана труда в нашем понимании — широкое понятие, которое включает также вопросы здоровья на производстве. Раньше, во времена СССР, для этого существовал термин "гигиена труда". Что касается оценки ситуации, то почти везде провести ее достоверно трудно. Всегда есть несчастные случаи на производстве, не учтенные по тем или иным причинам, даже когда речь идет о случаях со смертельным исходом. МОТ разработала специальную методику таких оценок и исследовала ситуацию в мире. Данные были опубликованы в прошлом году. Если взять пример России, то можно увидеть, что официальные данные говорят о 4 тыс. смертельных случаев на производстве в год. МОТ оценивает реальную цифру в 6 тыс. смертей.
BG: Почему возникает такое расхождение?
В. Х.: Разница складывается как из сокрытых случаев, так и тех случаев, которые не регистрируются как смерть на производстве, например — в больнице из-за заболевания по причине плохих условий труда. Еще сложнее сравнивать несчастные случаи без смертельного исхода. Так, в России регистрируется около 120 тыс. несчастных случаев на производстве в год. В Финляндии — примерно столько же. Это нереально, если сравнивать величину населения двух стран. Соответственно, дело в очень значительной погрешности измерений и недостоверности данных. Специалисты понимают — это значит, что в России просто не регистрируются все несчастные случаи. Эти данные сравнивать так же трудно, как и, например, информацию об уровне доходов.
BG: Методика едина для всех?
В. Х.: Мы хотим посмотреть, как можно адаптировать ее конкретно для России. Для этого начат небольшой проект на северо-западе, уточнить схему расчетов нам помогают петербургские специалисты. Сейчас мы проводим сравнения по регионам официальной статистики и данных МОТ. По завершении проекта финальная методика может быть предложена российским госструктурам для использования в других регионах страны. В последние три-шесть месяцев я участвовал в ряде конференций и совещаний по вопросам охраны труда в России. И всегда представители министерств и ведомств открыто признавали, что официальные данные не совсем адекватно отражают реальную ситуацию. Так что наши методики могут быть востребованы.
BG: Каковы, на взгляд МОТ, основные проблемы России в области охраны труда?
В. Х.: В России до сих пор очень сильны традиции времен СССР. Речь идет о том, что вопросы охраны труда регулируются слишком большим количеством законов, которые слишком плохо выполняются. Для России очень важно, как именно работает система охраны труда — от государственных инспекторов до соответствующих служб на предприятиях. Это трудный вопрос. После перестройки все организации и службы охраны труда предприятий, которые не давали очевидной прибыли, были, по сути, ликвидированы. Конечно, ситуация меняется: в стране начаты серьезные реформы, в том числе в области безопасности труда. Но результаты их, судя также по европейскому опыту, можно ощутить только по прошествии времени.
BG: Что нужно сделать, чтобы сократить этот срок?
В. Х.: В первую очередь работодатели должны комплексно подойти к вопросам охраны труда, определить свои цели и политику, внедрять системы управления безопасностью труда. Важно, чтобы на предприятии существовал комитет по охране труда, в который входят представители администрации и работников. Комитет должен определять риски и возможности их минимизации, в том числе за счет внедрения новых технологий. Без этого не может быть достигнут устойчивый результат. Если же система охраны труда существует только на бумаге, ситуация не улучшится в течение долгих лет. Одни инспекторы труда, даже очень строгие, положение не изменят. Инспектор при его объеме работы может побывать на каждом предприятии раз в пять лет, в лучшем случае — раз в три года. Он выдает замечания, выписывает штрафы, а потом все идет как идет. Опыт Северной Европы показывает, что после введения на предприятиях комитетов по охране труда с участием уполномоченных работников ситуация кардинально изменилась. Люди начали думать об охране труда каждый день. Вообще формирование культуры охраны труда — очень длительный процесс, он может занимать пять-десять лет. Но реальные результаты можно получить через несколько лет после начала активной работы.
BG: В России этот процесс в какой стадии?
В. Х.: На законодательном уровне все установлено еще шесть-семь лет назад. Но исполняются законы формально. Как ни парадоксально, очень мешает улучшению ситуации до сих пор действующая в стране система компенсаций за работу во вредных и опасных условиях труда. Понятно, что работники хотят получать дополнительные деньги за опасную работу. Но на ситуацию можно взглянуть и с другой стороны. Если я получаю дополнительные доходы, нет стимула улучшать условия труда — ни у меня, ни у работодателя, который вместо масштабных вложений в модернизацию и дополнительные средства защиты отделывается умеренными компенсациями. Это очень сильный тормоз. Ни в одной стране Евросоюзе подобной системы нет уже почти полвека. Когда страны бывшего СССР и Восточной Европы вступают в ЕС, соответствующие нормы и законы обязательно отменяются. Они противоречат идеологии охраны труда в ЕС.
BG: Вы пытались донести аргументы против системы компенсаций до российских чиновников?
В. Х.: Неоднократно. Первая реакция всегда отрицательная — это же невозможно, чтобы человек, работающий во вредных условиях, не получал компенсаций, говорят представители государства. В ходе дискуссии многие с нами соглашались, однако все равно не понимали, как это сделать с политической точки зрения. Некоторое время назад мы провели эксперимент по внедрению новых систем охраны труда на ряде предприятий в Вологде. Условия работы на них принципиально улучшились. Но компенсации работникам все равно сохранили.
BG: Когда компенсации отменялись в странах, которые вступали в Евросоюз, это вызывало протест работников?
В. Х.: Серьезного сопротивления со стороны профсоюзов, каких-либо масштабных акций и выступлений не было. Хотя процесс отмены шел постепенно, в течение нескольких лет.
BG: Какие еще нормы, действующие в России, вступают в противоречие с практикой Евросоюза?
В. Х.: В Европе по-другому работают инспекторы труда. Раньше они, как и сейчас в России и странах СНГ, выполняли преимущественно надзорные функции и иногда действовали как полицейские — фиксировали нарушения, устанавливали штраф и прощались до следующей проверки. Но мы начали изменять эту систему 20-25 лет назад. Инспектор должен быть в первую очередь специалистом по охране труда, который может разъяснить те или иные положения законодательства — почему предъявляются те или иные требования и какие есть технические решения для их соблюдения. Он помогает предприятию системно выявить и устранить производственные риски, определить необходимый объем инвестиций и их эффективность.
BG: Российские работодатели жалуются, что многие мероприятия по охране труда им приходится финансировать из прибыли, потому что законодательство не позволяет относить их на себестоимость. В Европе существует такая проблема?
В. Х.: По законодательству Евросоюза безопасность труда обязан обеспечивать работодатель. И расходы на это — часть его затрат на производство, то есть они полностью относятся на себестоимость продукции. Именно поэтому мы все время говорим, что охрана труда представляет собой часть системы управления производством, а не какую-то отдельную статью расходов предприятия. Она необходима для того, чтобы люди нормально и эффективно работали. В России понятия вложений в производство и в охрану труда разделены.
BG: Насколько отличается от европейской структура направлений, в которых проводятся основные мероприятия по охране труда?
В. Х.: В России велика сырьевая составляющая в экономике и, соответственно, много промышленных предприятий. Оборудование на них не такое современное, как в Европе. Соответственно, серьезнее стоит вопрос чисто механических причин несчастных случаев. В Европе больше сервисных предприятий, поэтому в первую очередь встает проблема заболеваний опорно-двигательного аппарата и психологического давления, например агрессии в коллективе. Так, в новом законодательстве Евросоюза по охране труда уже оговорено, что психологическая атмосфера на предприятии должна быть хорошей. Это принципиально новый уровень охраны труда — даже стрессы стали в Европе устаревшей проблемой.
BG: Какова была в Европе эволюция ценностей в области охраны труда?
В. Х.: Стадию механических травм как главную проблему безопасности труда Европа прошла еще в 70-х и начале 80-х. Речь шла о техническом совершенстве машин и механизмов. Теперь оборудование безопасно. В 80-х и 90-х мы смогли в большей степени сконцентрироваться на человеческом факторе: как организовать работу на предприятии, чтобы избежать стресса. В частности, решалась проблема самостоятельного определения человеком темпов его работы, чтобы избежать конвейера и полной зависимости от механизмов. Сейчас мы начали смотреть на атмосферу в трудовых коллективах, на социальное благополучие человека. Чтобы каждый работник чувствовал себя полноправным членом трудового коллектива, чтобы избежать групповой травли, нападок, изоляции отдельных сотрудников.
BG: Может ли Россия пройти путь Европы за более короткий срок?
В. Х.: Безусловно. Поэтому для нас очень важна возможность работы с российскими специалистами. Мы рассказываем о своем опыте и своих ошибках, демонстрируем, как организована охрана труда в Европе. Иногда очень важно, чтобы люди все увидели своими глазами. И в России много собственных очень интересных инициатив. Если 12 лет назад российские специалисты почти ничего не знали о том, что происходит в области охраны труда в Европе, то сейчас ситуация складывается с точностью до наоборот: в Европе мало информации о том, что делают в этом направлении в России, сколько здесь хороших примеров и квалифицированных специалистов по безопасности труда. Сейчас мы стараемся активно работать с российскими регионами. Так, недавно в Карелии принято принципиальное решение о том, что республика будет применять на уровне региона подходы, определяемые новой рамочной конвенцией МОТ по охране труда. Дело в том, что охрана труда в России все более децентрализуется, переходит в компетенцию регионов. В Карелии будет реализовываться пилотная программа, опыт республики планирует использовать и администрация Ленинградской области.
Викинг Хусберг
Родился в 1969 году в Финляндии. Имеет степень магистра инженерных наук. Работал инженером по технике безопасности министерства здравоохранения и социальных вопросов Финляндии, главным техническим консультантом проекта МОТ по охране труда в Африке, участвовал в проекте Евросоюза TACIS в странах Восточной Европы и России. С 2002 года — главный специалист по охране труда субрегионального бюро МОТ для стран Восточной Европы и Центральной Азии.
Международная организация труда
История МОТ (International labour organisation, ILO) берет начало в общественных движениях XIX века. В 1905-1906 годах Швейцария организовала в Берне конференции по техническим вопросам и международному праву, на которых были приняты два первых международных соглашения по труду — о ночной работе женщин и об использовании белого фосфора в производстве спичек. Устав МОТ в 1919 году утвердила комиссия по международному трудовому законодательству, созданная в рамках Версальского договора. Устав начинался словами: "Всеобщий и прочный мир может быть установлен только на основе социальной справедливости". Он стал частью договора. Первые нормы МОТ касались как раз условий труда — 8-часового рабочего дня и 48-часовой рабочей недели. В 1944 году делегаты Международной конференции труда приняли Филадельфийскую декларацию в качестве приложения к уставу. Она и послужила образцом при выработке Устава ООН и Всеобщей декларации прав человека. В 1969 году МОТ получила Нобелевскую премию мира.
Сегодня в МОТ входят 178 государств. Основным принципом ее организации является трехсторонняя структура, объединяющая в исполнительных органах представителей правительств, работодателей и трудящихся. Каждая из стран-членов имеет право направить четырех делегатов на ежегодную Международную конференцию труда в Женеве — двух от правительства и по одному представителю трудящихся и работодателей, каждый из которых может выступать и голосовать независимо. Конференция определяет общую политику МОТ и каждые два года утверждает двухлетнюю программу ее деятельности и бюджет (он финансируется государствами-членами).
Между конференциями деятельностью МОТ руководит административный совет, в который входят 28 членов правительств и по 14 представителей трудящихся и работодателей. Он проводит сессии трижды в год, также в Женеве. Гарантированные десять мест в совете занимают представители властей Бразилии, Китая, Франции, Германии, Индии, Италии, Японии, России, Великобритании и США. Остальные участники совета переизбираются ежегодно. Текущую работу МОТ осуществляет ее бюро во главе с гендиректором. Общая численность персонала организации — 2500 человек.