Вчера в L-галерее (Октябрьская ул., 26) открылась выставка одного из "младших ветеранов" московского концептуализма Никиты Алексеева — "Тяжесть и нежность". Цитата из Мандельштама стала названием для инсталляции, в которой рафинированная графика соединяется с бытовыми предметами и поэтическими текстами.
Никита Алексеев, как всегда, узнаваем. Узнаваемо собирание культурных и внекультурных знаков с последующим их произвольным комбинированием. Узнаваемо сопряжение визуального и текстового рядов. Как следует из названия выставки, "Тяжесть и нежность" построена на законе гравитации: вверху расположен листок с поэтическими строками, ниже — цветной рисунок, заякоренный внизу бытовым предметом — кувшином, подушкой, стопкой газет. Художник выявляет ситуацию ожидания некоего смысла, который должен вот-вот прорваться через косноязычие. Как говорит он сам, "Но живет надежда: веревка, струна лопнет. Бормотание кончится".
Работы концептуалистов, начинавших в конце 70-х, все больше превращаются в памятник "тому времени". Выставка Алексеева напоминает музей любимых вещей. Эти предметы и рисуночки могли быть собраны вместе лишь силой любви и ностальгии. Искусство Никиты Алексеева всегда было ориентировано на некую "причудливость". Персонажи его — манерно-томная нечисть. Сама его художническая и жизненная позиция была основана на парадоксе. Он блуждал между направлениями. Стоял у истоков группы "Коллективные действия", а потом покинул ее на гребне успеха, чтобы присоединиться к молодым хулиганам из "Мухомора" и предоставить свою квартиру для беспробудных party, перемежавшихся с остроумными неподцензурными выставками, тогда же названными АПТ-АРТ. Участники АПТ-АРТ чувствовали себя героями — их, в сущности, тривиальное времяпрепровождение приобрело художественную завершенность в силу повышенного внимания к нему КГБ. "Мы чувствовали себя так, как будто над нами висел наш собственный спутник", признал один из участников. Алексеев был культовой фигурой этих "безумных лет", и он принял на себя главный удар — другие могли время от времени покинуть эту квартиру и быстро создать новое произведение — компактное и легко транспортабельное. Хозяин квартиры, кажется, не выходил из нее никогда и никогда не ложился спать — одних гостей сменяли другие. Потом он ускользнул в эмиграцию — в самый неподходящий момент, накануне "русского бума", который затронул лишь тех из художников, кто оказался к этому моменту гражданином СССР. Теперь же, опять не ко времени, вернулся.
Алексеев еще в "КД" был эстетом. Перформансы на фоне белого, как лист бумаги, заснеженного поля, большинство воспринимало как экзистенциальный опыт. Он же — как изысканную черно-белую графику. Ему была близка дзенская пейзажная лирика "под знаком ветра и потока" — в своих акциях он перебирал камни и собирал травинки, фиксируя все это в фотографиях. Акция "Десять тысяч шагов" воплотила метафору личного пути — но пути нетрудного, небрежно творческого и довольно сибаритского. Алексеев прошел свои десять тысяч шагов не спеша, не отказывая себе в глотке вина через каждую тысячу и рассыпая по пути поэтические тексты.
Его всегда интересовало искусство легкое и не раздражающее. Жажда нематериальности и одновременно "выделки" породила эстетику наброска, жанр светского "рисунка в альбом", аристократического и декадентски элегантного. Его искусство до неприличия красиво и чуждо типично московской эстетике мусора. Никита Алексеев — романтик и лирик, который только намекает на свой романтизм и лирику — не более, чем может себе позволить денди. А самая известная его акция состояла в расклейке по Москве объявлений с текстом "Мне ничего не нужно" — и номером телефона, который, как и его владелец, в годы АПТ-АРТ был легендарно известен.
МИХАИЛ Ъ-БОДЕ, ЕКАТЕРИНА Ъ-ДЕГОТЬ