концерт попса
В Светлановском зале Дома музыки дали концерт Николай Басков и Монтсеррат Кабалье. Выступление звезд сопровождали хор Большого театра и оркестр "Новая Россия" с приглашенным дирижером Александром Сладковским за пультом. Услышанному дивился СЕРГЕЙ Ъ-ХОДНЕВ.
Дивиться приходилось, впрочем, не только музыке, хотя много интересного в этом отношении пообещала уже увертюра к "Набукко", развинченно сыгранная в качестве пролога к концерту. После нее вышел на сцену Святослав Бэлза, чтобы открыть, по его словам, "этот поистине необыкновенный концерт" (от неожиданной ассоциации с классикой кукольного жанра публика слегка вздрогнула) и произнести положенный панегирик в адрес героев вечера.
С первых слов его речь ракетой взмыла в поднебесье. "Восхитительно молодой" Николай Басков, "как беззаконная комета, ворвался в круг расчисленных светил нашей эстрады". Монтсеррат Кабалье "в наши дни является воплощением самой оперы". Празднующий 30-летие тенор и заслуженное испанское сопрано настойчиво именовались соответственно "вокальным сыном" и "вокальной матерью" друг другу, хотя потом положение осложнилось. Вспомнили, что перед Москвой чета вокальных родственников дала концерты в ряде регионов, включая и Сибирь. "Я бы сравнил ее (Монтсеррат Кабалье.— Ъ) с декабристками",— предложил господин Бэлза и нарисовал несколькими фразами трогательную картину: певица следует в Сибирь за своим учеником, награжденным "особой есенинской русской красотой".
Эта лирическая нота, как оказалось, обозначала переход к главному событию пока еще не начавшегося концерта. Николай Басков с Монтсеррат Кабалье, опиравшейся на его руку, уже вышли на сцену. Госпоже Кабалье, как все уже знали, должны были вручить довольно загадочный "международный общественный орден" "Золотой Сокол".
"Сокола" вышел вручать Сергей Степашин, державшийся с неподражаемой смесью прямоты и застенчивости. "Сейчас я не председатель Счетной палаты",— начал он со скромным вызовом. Затем указал певице на честь, которой она удостоена: орденом награждены Владимир Путин, Жак Ширак, Герхард Шредер, а также Владимир Спиваков (сидевший в ложе маэстро встал и обменялся с певицей восторженными жестами) и Мстислав Ростропович (Монтсеррат Кабалье поискала и его глазами в зале — не нашла).
Не похвалить Николая Баскова было как-то неудобно. Председатель Счетной палаты нашел, надо признать, нетривиальную форму для похвалы, торжественно назвав певца "золотым сопрано России". "Я буду совершенствоваться",— не растерявшись, ответило "золотое сопрано", поющее пока все-таки тенором. Растерявшийся в отличие от него Сергей Степашин попытался уйти со сцены, но был остановлен мелодичным призывом примадонны: "Эй, кабальеро, не уходите!" После того как кабальеро (а с ним и вся публика) выслушал краткое ответное слово новой кавалерственной дамы "международного общественного ордена", концерт мог наконец начаться.
Начался он дуэтом "Ave Maria" на музыку интермеццо из "Сельской чести" Масканьи (заигранный оркестровый шлягер прозвучал в итоге аж дважды, потому что несколько номеров спустя его сыграли еще и, так сказать, au naturel). Это была разминка, которая дала возможность оценить разве что работу подзвучки — неуверенность интонации Николая Баскова и, увы, вынужденную деликатность Монтсеррат Кабалье динамики транслировали крупным планом. После хора рабов из "Набукко" (с фальшивящей медью в оркестре) последовали главные оперные номера концерта. Господин Басков спел "Куда, куда вы удалились". Госпожа Кабалье — "Хабанеру", рискнув взяться за меццо-сопрановую тесситуру, с которой из сопрано справляются лишь самые сильные и самые отчаянные.
Здесь отчаяние могло быть в основном у слушателей. Некогда изумительный голос примадонны узнать было практически невозможно из-за надтреснутого возрастного тембра, мучительных и качающихся верхов, глухих низов, трудного дыхания и непослушных связок. "Настоящая испанская Кармен! Такой темперамент!" — неискренне восторгался конферансье, в то время как естественной реакцией на "темперамент" была разве что безмерная жалость.
Что до "вокального сына", то ария Ленского поначалу позволяла надеяться на лучшее: тембр певца был ровным, без малоприятного носового призвука в нижней части диапазона. Оставались только безбожное форсирование и радикальный недостаток вкуса. Не безделица, конечно, однако, если бы этой арией все ограничилось, можно было бы оставаться спокойным хотя бы за сохранность академического формата мероприятия. Но последовали номера из веристских опер — плач Федерико из "Арлезианки" Чилеа и дуэт из его же "Адриенны Лекуврер". Несмотря на все уверения в том, что этот репертуар тенор осваивает под непосредственным руководством Монтсеррат Кабалье, сложно было в этом не усомниться, слыша предъявляемые результаты: неуверенный (местами — почти как у наставницы), некрасивый звук, плохая артикуляция, полное отсутствие чувства стиля могли навести на крамольную мысль, что урокам "золотой голос России" внимал как минимум без прилежности.
Впрочем, каким бы то ни было мыслям об оперном искусстве вскоре места не осталось. Второе отделение поистине необыкновенного концерта расставило все по своим местам. Николай Басков спел кряду пять народных песен ("Запрягу я тройку", "Слышен звон бубенцов", "Вдоль по улице", "Дорогой длинною", "Коробейники") в ухарской аранжировке для оркестра; хор Большого театра лихо подхватывал всякие "Ты постой, постой, красавица моя", публика, словно в ГЦКЗ "Россия", радостно хлопала в ритм и пыталась подпевать. Монтсеррат Кабалье ответила парой номеров из сарсуэл, старательно изображая оживленность и непосредственность при исчезающем голосе. Объятий под грохот довольных аплодисментов становится все больше, и вот уже, прежде чем спеть (ну наконец-то) "Памяти Карузо", тенор посвящает попсовый номер "вокальной маме", которая, говорит он, "поменяла мое мировоззрение о музыке, об опере". А та дурашливо отвечает на всякий случай, не понявши ни слова, возгласом: "Te quero!"
Но нет предела совершенству, и на прощание раздухарившийся зал выслушал еще "Калинку-малинку" и "Очи черные", причем то и другое было исполнено так, что песня "Дорогой длинною" в сравнении с ними выглядела арией из кантаты Баха.