концерт клавесин
В театре "Школа драматического искусства" дала сольный концерт известная немецкая клавесинистка Кристина Шорнсхайм. Концерт, озаглавленный "Клавирный бенефис господина Гайдна", стал первым в этом сезоне проектом фестиваля "Антиквариум". Клавесинное звучание оценил СЕРГЕЙ Ъ-ХОДНЕВ.
Кристина Шорнсхайм вроде бы не принадлежит к числу тех "барочных" исполнителей-клавишников, которых знает буквально весь свет, но при этом среди европейских музыкантов аналогичного профиля пользуется несомненным авторитетом. Среди немецких исполнителей она и подавно числится одной из первостепенных солисток. Причем в ее послужном списке — выступления не только с немецкими же дирижерами-"специалистами", но и с интернациональными знаменитостями уровня Клаудио Аббадо, Сейдзи Озавы и сэра Георга Шолти.
Излюбленный репертуар исполнительницы составляет именно немецкая музыка, не только и не столько барочная, сколько более поздняя; играя и записывая нетленные сочинения Баха-отца, она не менее успешно пропагандирует творческое наследие его сыновей (Вильгельма Фридемана, Иоганна Кристиана и Карла Филиппа Эммануила). Велик соблазн предположить, что любимым автором ее тем не менее является именно Гайдн, во всяком случае она взяла на себя труд записать полную антологию его клавирных произведений. И тем выдвинула очередной живой исполнительский аргумент в тянущейся дискуссии относительно правильной интерпретации этого репертуара.
"Папа Гайдн" жил в то время, когда клавесин уже не царил безраздельно в качестве общеупотребительного клавишного инструмента — хоть в театре, хоть в кабинете, хоть в музыкальном салоне; в затылок стремительно выходящему из моды клавесину дышало столь же стремительно завоевывающее поклонников фортепиано. Точнее говоря, непосредственнейший предок нынешнего рояля — хаммерклавир. Гайдн, судя по всему, не сделал такого решительного выбора в пользу фортепиано, как Моцарт, однако свидетельства о его симпатии к клавесину все-таки не позволяют выставить однозначный стандарт, раз и навсегда обозначив тот инструмент, на котором должна по преимущественному праву звучать клавирная музыка Гайдна.
В нынешнем московском концерте Кристина Шорнсхайм исполняла относительно ранние сочинения венского классика (четыре сонаты и соль-мажорное "Каприччио"), насчет которых можно, вероятно, предполагать, что они-то были написаны именно для клавесина. Это обстоятельство, однако, исполнительница совершенно не показывала как некую детерминированность. Как раз напротив — хотя вначале, в первой части фа-мажорной сонаты клавесин звучал как-то по-мужски решительно и с ровной четкостью электрического механизма, далее госпожа Шорнсхайм демонстрировала исключительное богатство и разнообразие звука — это на клавесине-то, который принято считать бедным и обделенным красками инструментом.
Причем речь идет не только о смене регистровки, которой госпожа Шорнсхайм пользовалась умело и логично, но и о самой ее игре, щедро предоставлявшей клавесину максимум выразительных возможностей: инструмент звучал пластично, сочно, насыщенно, точно встраиваясь в стилистику отдельных номеров; здесь головная, чуть суховатая и отчетливая грация, тут разнеживающая чувствительность, а здесь — приподнятое и увлекающее веселье. Окончательным штрихом стал все-таки не Гайдн: на бис Кристина Шорнсхайм сыграла небольшую пьесу Моцарта, сочиненную им в девятилетнем возрасте во время гастролей в Лондоне. Мастерски сыграв эту вещь, в которой с несколько наивной еще прямотой отразилось детское увлечение великого композитора стихией "бури и натиска", исполнительница показала, что ее клавесинной игре подвластны не только внешние изобилие и перфекционизм, но еще и легкая деликатная ирония — не такое уж частое в подобных случаях качество.