В рамках фестиваля "Современное искусство в традиционном музее" в Санкт-Петербургском государственном музее театрального и музыкального искусства проходит выставка "Ballet Royal: Арифметика идеального". Фотографии, книги, гравюры, видео — все о пяти балетных позициях, из которых этот самый балет и сделан. КИРА ДОЛИНИНА разглядела в выставке еще и формулу классического искусства.
Около 100 фотографий. Пять балетных позиций. Две пары идеально вылепленных обнаженных мужских ног. Старинные фолианты с изображениями танцевальных па — все те же пять балетных позиций. Гравюры — о том же. Видео под звук строго отбивающего ритм метронома с прихотливо смонтированной съемкой упражнений танцовщика у балетного станка, перемежающейся кадрами из фильма Жерара Корбье "Король танцует" — те же пять позиций, та же исходная точка балета.
Значительный гендерный урон нанес гипервосприимчивой к слову русской культуре Александр Сергеевич Пушкин. Большой любитель женских ног, он так сладостно описал танец Истоминой с ее "и быстрой ножкой ножку бьет", что балерины раз и навсегда воцарились на сценах наших больших и малых театров и в наших головах. И никакие сверхъестественные прыжки и пируэты обожествляемых знатоками Нижинского, Нуреева, Барышникова и даже солнца нашего балета Николая Цискаридзе не смогли исправить положение — царица здесь балерина. Но это не то что несправедливо, а в корне неправильно. Балет родился как искусство мужское — таким его явил миру Людовик XIV, в 1661 году издавший декрет о создании Королевской академии танца. Им он начал свое самостоятельное царствование, им он начал историю классического балета, вот уже почти 350 лет идущую по заданному Королем-Солнцем пути.
Вот про эти 350 лет и придумали свою выставку кураторы Павел Гершензон и Аркадий Ипполитов. Выставку не историческую, скорее эстетскую, но в чистоте этого эстетства легко доказывающую сугубо научный факт — от Людовика XIV до Уильяма Форсайта балетный мир говорит на одном языке. И главный аргумент в системе доказательств — идеальное тело, из столетия в столетие выполняющее одни и те же движения.
Этот проект начался с рабочей фотосессии, которую сделал один из изысканнейших питерских фотографов Евгений Мохорев для Мариинского театра. Задача фотографа сводилась к фиксации пяти главных балетных позиций, основных пространственных положений тела, а также всех возможных их модификаций. Но, по словам Павла Гершензона, "неожиданно фотосерии Мохорева, которые, по сути, являются "таблицами стандартов", обрели самостоятельную эстетическую ценность, превратились в концептуальный жест". Про концептуальный жест очень хорошо поняли в самом театре — съемка нижней половины тела танцовщика многим тогда показалась непристойной. А вот про эстетическую ценность пришлось доказывать. Плакаты фестиваля, вышедшие из этой серии, пользовались огромным успехом у публики. То ли публика уже видела выставку Роберта Мэплторпа, то ли обложки и начинка журналов типа Men's Health приучили ее к лицезрению мужских тел, но людям, далеким от балета, поверить в то, что балет — это прежде всего очень телесное искусство, оказалось куда проще, чем не желающим доверять эту тайну другим профессионалам.
При переходе в выставочные залы вопрос о пристойности/непристойности фотосерии отпал сам собой. Натренированные, волосатые, мускулистые, безупречно выточенные природой и балетным училищем ноги под упоительно эротической и чрезвычайно строгой к объекту камерой Мохорева рассказывают о природе танца, о его сути. О том, что танец — это дисциплина тела и ума. О том, что из несколько удачно придуманных элементов может родиться большое искусство. О том, что это большое искусство готово перерождаться всякий раз, когда его составляющими играет художник. О том, что кажущийся простейшим алфавит движений способен выразить все — надо только его уважать и уметь им пользоваться. Вопреки марксисткой утопии история не всегда есть движение вперед. Если с этой мыслью свыкнуться, жить станет легче. И слова Аркадия Ипполитова о том, что "пять основных позиций классического танца остаются все столь же неизменными, как пять чувств, четыре темперамента, шесть континентов, девять муз или три кита, на которых стоит мир", не покажутся чистой поэзией. Скорее — формулой классического искусства.