биеннале современное искусство
В Шанхае проходит VI Международная биеннале современного искусства — одна из двух биеннале социалистического мира (вторая проходит на Кубе, в Гаване). Тема Шанхайской биеннале звучит актуально и для буржуазного "общества потребления" — "Гипердизайн". Из Шанхая — ИРИНА Ъ-КУЛИК.
От биеннале, посвященной гипердизайну, можно было бы ожидать известного драматизма. Не понятно, считать ли нынешний дизайн полномочным наследником авангарда или его побочным продуктом, победой авангардистской утопии или ее полной капитуляцией. Дизайнерская экстравагантность становится чуть ли не единственным алиби для новизны, которая может, таким образом, быть вне подозрений — даже в обществе "развитого социализма", пока еще не ставшем полностью равнодушным к собственной идеологии. Особенно сильно актуальность этой темы ощущается именно в Шанхае с его умопомрачительными небоскребами и красными флагами, "социалистическом по содержанию и капиталистическом по форме" — во всяком случае заставляющем поломать голову над тем, какая форма какому содержанию может сегодня соответствовать.
В нынешней Шанхайской биеннале участвуют как профессиональные дизайнеры, так и современные художники из Азии, США и Европы. Причем произведения, наиболее привычные для биеннале, представляют, как ни странно, именно дизайнеры. Например, миланское объединение Cibic & Partners, предлагающее социальные мини-утопии в духе модной эстетики взаимоотношений: общественную кухню, где могут встречаться и кормить друг друга своими национальными блюдами люди разного этнического происхождения, или детскую площадку для взрослых, которым наконец будет где полазать и поваляться. А японский мэтр индустриального дизайна Наото Фукасава сделал свою версию таблички "Выход", оживив человечка, собирающегося выйти в открытую дверь: у Фукасавы он то разминает затекшие от долгого стояния в одной позе конечности, то буквально теряет голову, то гонится за убегающей дверью.
Что касается произведений собственно художников, особенно китайских, то они совсем не хотят быть социально озабоченными, как того требует западная мода. Шанхайская биеннале наверняка понравилась бы тем, кто счел московскую слишком бедной и незрелищной — здесь глаза просто разбегаются за невиданными аттракционами и диковинками.
Само помещение, где проходит биеннале, совсем не подходит для бедного искусства: Шанхайский музей располагается в помпезном, в стиле позднего модерна здании 1930-х годов, украшенном затейливой часовой башней и сохранившем почти все интерьеры. Среди решетчатых лестничных перил отлично смотрится, например, произведение корейского художника Чо У Рама "Урбанус": ажурный киберорганизм, питающийся, как утверждает автор, "энергией города", раскрывается в воздухе, подобно плотоядному железному цветку. На биеннале вообще немало работ в научно-фантастическом духе — даже в саду припаркованы сверкающие футуристические мотоциклы Ши Джинсонга, к которым прилагается байкерский прикид, сделанный, как античные доспехи, в виде обнаженного человеческого тела с гипертрофированной мускулатурой.
"Будущее и история", а также "Дизайн и воображение", "Практики повседневной жизни" — на такие разделы теоретически делится экспозиция биеннале. Однако на практике все три раздела сливаются. Что касается истории, то к ней обращаются не часто, да и то ради фальсификации. Как в масштабном розыгрыше тайваньского художника Ту Вей-Ченга "Великолепие и загадки цивилизации Бу Нум", создавшего археологические "фальшаки", где древнеегипетские картуши оказываются изображениями мобильников, а иероглифы — компьютерными символами. Китаец Ванг Гуофенг при помощи фотошопа создает идеальные — еще величественнее, чем на самом деле,— строения китайской версии "сталинского ампира".
Что же до будущего, то, как и в самом Шанхае, оно уже стало повседневностью, оно не страшит и не заставляет мечтать, но почти наскучило. Наверное, именно поэтому Шанхайская биеннале так откровенно стремится развлечь зрителя и вполне в этом преуспевает: очередь к музею вытягивается с самого утра, причем многие приходят на выставку с детьми. Кажется, что авторы экспозиции словно специально отбирали вещи, которые не будут скучны даже самым маленьким. Выставка просто изобилует всевозможными аттракционами и гаджетами. Но самые интересные из них соперничают в том, кто наиболее ярко покажет пустоту.
Такова, например, завораживающая видеоинсталляция тайваньца Ву Чи-Цунга "Прах", где на экран в прямом времени проецируются крупные планы роящейся перед объективом пыли. Пустота оказывается и в центре инсталляции швейцарца Джона Армледера "Crime, FS", посвященной Энди Уорхолу и, видимо, вдохновленной песней Velvet Underground "I`l bee your mirror": мастерская художника, она же место некоего совершенного преступления, совершенно пуста — ни картин, ни мольбертов, ни пятен крови, только огромное мутное зеркало и несколько ярких диванов в стиле 60-х. Пресловутый дизайн и оказывается преступлением, совершенной формой, которая истребляет все, ибо не терпит ничего, кроме пустоты.
Парадоксальная реабилитация формы происходит в произведении самого звездного участника Шанхайской биеннале американца Мэтью Барни. В программу включен показ его недавнего полнометражного фильма "The Drawing Restraint", снятого художником в соавторстве с его спутницей жизни Бьорк: она написала и исполнила музыку к фильму, а также сыграла главную женскую роль — главную мужскую, как всегда, исполняет сам Барни. Двое загадочных гостей прибывают на таинственное японское рыболовное судно, вся команда которого занята всевозможными ритуальными манипуляциями с огромным блоком жирообразной белой субстанции. Пару долго, изнурительно красиво готовят к японскому свадебному обряду — облачают в диковинные кимоно, сшитые из мехов, обувают в сандалии-гета, сделанные из лопаточных костей животных, устраивают чайную церемонию, на которой вместо посуды используются причудливые раковины. Все то ритуальное, возведенное в религию следование форме, которое так завораживает европейцев в японской культуре, доведено до галлюцинаторного предела. Но, как оказывается, подчинить себя форме — это лишь необходимый шаг к деформации или трансформации. В развязке фильма герои, пройдя через все ритуалы, начинают мутировать, и когда странный жир, заполнивший весь корабль, буквально затапливает их, они превращаются в пару рыбин и, свободные, уплывают в море.