графика
В Национальном художественном музее Украины развернута выставка работ Игоря Лещенко. Запланированная как первая большая персональная экспозиция талантливого театрального дизайнера, она невольно стала мемориальной — художник скончался за четыре месяца до ее открытия.
На открытии выставки было непривычно для вернисажей в Национальном художественном музее малолюдно, и публика для этого места собралась довольно непривычная, категорически лишенная светского лоска. Игорь Лещенко сознательно избрал в творчестве путь маргинала: уроженец Астрахани, выпускник московского Строгановского художественно-промышленного училища, он не стремился подружиться с киевской художественной средой, да и в театре, где преимущественно находил применение своему таланту, предпочитал сотрудничать с маленькими экспериментальными коллективами. В последние же годы, после самоликвидации "Театрального клуба", в котором художник в соавторстве с режиссером Олегом Липцыным создал в начале 90-х годов свои лучшие спектакли — "Антигону" по Софоклу, "Гей-до" по прозе Андрея Платонова и Юкио Мисимы, джойсовского "Улисса", вообще чаще работал за границей, занимаясь оформлением интерьеров квартир и конструированием мебели. Даже внешне Игорь Лещенко — в неизменных галифе и толстовке, с топорщащимися усами — напоминал, скорее, классического мастерового. Он и декорации ко всем спектаклям мастерил своими руками, строгая доски, кроя и расписывая ткани, лепя из пластика или отливая из гипса барельефы.
Впрочем, "декорация" — неточное слово. Сам художник обычно называл себя дизайнером или архитектором пространства, и это очень точное определение. Сценографическое новаторство Игоря Лещенко еще предстоит оценить — по сути, он первым в украинском театре радикально пересмотрел традиционные функции художника как декоратора, формирующего сценическое пространство. Сценические объекты и аксессуары он создавал непосредственно в процессе репетиций, не навязывая жесткую геометрию мизансцен актеру, но и не потакая его желаниям. Собственно, он занимался театром, где отрицается лицедей, имитатор, претендующий на изображение персонажа, а в исполнителе ценится личность с ее индивидуальным жизненным опытом. Игровое пространство, таким образом, предельно конкретизировалось и одухотворялось, превращаясь в своеобразную арену укрощения актера. Его сценический образ должны были обеспечивать личная вера и этика исполнителя, а попытки подражания и претензии на соревнование с природой во имя триумфа у публики бескомпромиссно истреблялись. Это пространство как бы внутренне обнажало актера, принуждало его забывать штампы и возрождало в нем естественные реакции.
Увы, на нынешней выставке увидеть сценографические работы Игоря Лещенко посетителям не суждено: рождавшиеся одновременно со спектаклями, вместе с ними они и умирали. Но, к счастью, художник сумел трансформировать оригинальную формулу своей сценографии во множество графических листов. Здесь он тоже оказался новатором, придумав авторскую технику процарапывания густого слоя краски на мелованной бумаге. Персонаж благодаря такой технике как бы проявляется на картине в своей прекрасной или пугающей сути. Прекрасное, по Игорю Лещенко, заключено в вечно возрождающемся мифе об искупительной жертве — его пастельные, в розовых, сизых, палевых, зеленоватых тонах реминисценции на библейские притчи дышат удивительным покоем и благостью. Уродливое художник оставляет людям, одержимым демонами гордыни, зависти, зла. И потому лицо его "Графини" напоминает кукиш, "Впередсмотрящий" кажется зримым воплощением торжествующего варварства, а спившийся "Лодочник" комфортнее всего чувствует себя, "отдыхая на дне Волги". Едкий систематизатор человеческих пороков, художник, впрочем, умел быть ироничным и по отношению к самому себе, на "Автопортрете в 576 году" изобразив себя звероподобным дикарем. Наверное, Игорь Лещенко верил в реинкарнацию и твердо знал, что даже варвары способны к духовному совершенству.