фестиваль танец
Урбанистический космос, созданный Балетом Марселя (см. Ъ от 22 сентября), в программе Biennale de la danse оказался исключением. Большинство участников трактовали тему "Танец и город" в камерном ключе — как частную жизнь в городе. Самым безоблачным в этом смысле оказался Нью-Йорк. Из Лиона — ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА.
Нью-Йорк, славный боевыми традициями постмодернизма, адепты которого танцевали на стенах, крышах, в церквях и прямо на мостовых города, прислал на фестиваль маленькую труппу Бенжамена Миллепье — единственного балетного француза, добившегося признания в США. Этот 28-летний танцовщик — звезда труппы NY-City Ballet, начинающий, но уже востребованный хореограф, любимец Михаила Барышникова, делающий постановки для его Арт-центра, четыре года назад создал собственную компанию, составленную преимущественно из сослуживцев. Благосклонное начальство позволяет этой мини-труппе не только гастролировать в свободное от основной работы время, но и использовать репертуар NY-CB — балеты Джерома Роббинса и Джорджа Баланчина. В Лион, где подросток Миллепье проучился балету три года до своего отбытия в Америку, его труппа привезла на редкость скудную программу: баланчинскую "Тарантеллу", балет Джерома Роббинса "Fancy Free" 1944 года рождения (известный у нас под названием "Матросы на берегу") и два свежих дуэта, поставленных современными звездами — Кристофером Уилдоном и самим Бенжаменом Миллепье.
"Тарантелла" в исполнении артистов NY-CB выглядела ошеломляюще развязной. Разбитная парочка крутила руками с резвостью ветряков в бурю, разбрасывала ноги во всех направлениях, ничуть не заботясь о правилах выворотности, лупила в бубны, как в африканские барабаны, и строила публике клоунские рожи. Если к этому добавить коротенькие ножки прыгучего партнера и сутулую спину его боевой подруги, то можно понять, отчего ваш корреспондент приняла их танец за пародию. Однако старейший нью-йоркский критик Анна Киссельгоф немедленно развеяла это заблуждение, назидательно заявив, что "Баланчин классику не ставил и телосложение артистов для него не имело значения — лишь бы танцевали хорошо". После такой отповеди стало ясно, что тонкостями стиля Баланчина русским танцовщикам не овладеть никогда.
Роббинсовский "Fancy Free", повествующий о веселом вечерке, проведенном на берегу военными моряками, на джазовую музыку Бернстайна давно стал мировой классикой. Правда, танцуют его преимущественно в США — очень уж специфичны его типажи и антураж. "Fancy Free" очарователен в своей изобразительной конкретности: равнодушные бармены, пикантные барышни, умеющие отбиться от приставаний ударом каблучка по голени, роскошные блондинки в декольте и жаждущие сексуального праздника морячки, провинциально неловкие и наглеющие от собственной застенчивости, восстанавливают атмосферу Нью-Йорка 60-летней давности с обаянием старого голливудского мюзикла. Однако это балетное ретро нынешние артисты смогли лишь реконструировать, но не пережить: телесный жаргон так же привязан к своему времени, как речевой, и всякие мелкие детальки вроде сплевывания жвачки, небрежного козыряния, пижонской походочки лишились первородного смака. У обожающей все новое французской публики балет ностальгии не вызвал — ему вежливо похлопали в ожидании откровений сегодняшней жизни.
Но таковых не последовало: любовные дуэты, поставленные молодыми корифеями американского балета на минималистскую музыку, могли быть изготовлены где угодно, когда угодно и кем угодно — настолько банальной и схожей оказалась их хореография. Оба адажио танцевала одна и та же пара: балерину Селин Кассон, спортивного склада женщину с рельефно вылепленными мышцами выразительных ног, пришлось позаимствовать в Женеве, ее партнер Себастьян Марковичи, рослый, слегка заплывший жирком флегматик, представлял Америку. В первом дуэте дама была в купальнике, с распущенными волосами и босиком, а мужчина щеголял обнаженным торсом, во втором он надел треники и майку, а балерина — платьице, мягкие туфли и собрала волосы в хвост.
Отношения героев протекали благонравно — в растяжках, обводках и затяжных верхних поддержках; в обоих случаях лидировала партнерша — то вроде обидится и отвернется, то положит головку на грудь мужчине и позволит поднять себя на ручки. У Кристофера Уилдона партнеры вели себя с церемонной отрешенностью, благо музыка Арво Пярта настраивала на возвышенный лад. У Бенжамена Миллепье, поставившего свой дуэт на журчащие переливы Филиппа Гласса, дело шло поживее — изредка девушка нервно взбрыкивала ножками, вздергивала ручками и даже посидела на полу с кавалером, интенсивно двигая руками и корпусом в круговых port-de-bras (так любили показывать секс в советском балете).
Столь добродетельно-сладостное изображение современных отношений может вызвать уважение к высоким моральным принципам хореографов и их почитателей. Однако на лионской биеннале город Нью-Йорк предстал сущей провинцией, лелеющей свое догрозовое хореографическое детство и привечающей современных творцов идиллических иллюзий.