премьера кино
Появление в ограниченном прокате датского фильма "Мыло" приходится считать прогрессивным событием. Не так часто у нас появляется кино из этой передовой европейской страны, к тому же посвященное транссексуалам. Большой радости по этому поводу почему-то не испытал АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ.
Шарлотта, хозяйка салона красоты, мечется между туповатым мачо-любовником и Вероникой — сверхчувствительным соседом, фанатиком мыльных опер, мечтающим оперативно изменить пол, а пока принявшим женское имя и безуспешно борющимся с черной щетиной на лице, сползающим париком и выпирающим из колготок членом. Может, в этом его безумном стремлении побороть природу есть что-то божественное: как выразилась режиссер картины Пернилла Фишер Кристенсен, "если Бог обладал полом, то он, без сомнения, был транссексуалом, соединяя в себе оба начала — мужское и женское".
Богохульная датчанка явно делит мужчин на две категории: либо это грубые примитивы, внутри слабые и беспомощные, либо существа настолько хрупкие, что совершенно не приспособлены к жизни в мужском образе. Впрочем, и Женщина с большой буквы существует лишь в мечтах Вероники. Шарлотта же практически лишена выбора и пробавляется случайными связями: как многие скандинавки, живущие в самом социально благополучном регионе мира после победы сексуальной революции, она огрубела и стала мужикоподобной.
Сближение двух героев (или героинь?) происходит на ироническом "мыльном" фоне. В этом и есть главная фишка фильма. Он разделен на главки — как бы серии мыльной оперы. Он оперирует событиями столь же банальными, сколь и невероятными, заставляя Шарлотту затеять любовную игру с Вероникой и чуть не доведя дело до самого настоящего секса между этими двумя, по сути, асексуальными химерами. Изобразительная манера, в которой сделан фильм, безошибочно напоминает "Догму": картинка грязновата, а камера нарочито дрожит.
Уже довольно давно ясно, что прогрессивное датское кино представляет собой успешную эксплуатацию метода основателя "Догмы" Ларса фон Триера, метода, перенесенного из области эксперимента в мир масскульта. Большинство "догматических" фильмов не что иное, как мыльные оперы, только не с гламурными, а, "как в жизни", со среднестатистической внешности артистами. Нигде, однако, пародия на "мыло" не была столь откровенна и нигде — столь беспомощна. Еще и потому, что госпожа Кристенсен вступила на территорию Педро Альмодовара. Его трансвеститы заряжены электричеством испанского сюрреализма, смехом, горечью и состраданием. Датский трансвестизм сам выглядит плоским, как упорно нерастущая, вопреки гормональным вливаниям грудь Вероники.
К этой сентиментальной сказке с легким привкусом скандала можно было бы отнестись снисходительнее, если бы на нее не обрушилась совершенно не адекватная реальным достоинствам лавина наград. Ну ладно, приз "Лучший актер" на фестивале в Трансильвании исполнителю роли Вероники — Дэвиду Тенчику: в конце концов в стране с таким названием должны поддерживать транссексуальность. Но вот жюри Берлинского фестиваля оказало создательнице фильма медвежью услугу, наградив ее "Серебряным медведем" и вдобавок, чтобы уже совсем снести девушке крышу, призом за лучший дебют.