В Париже открылась Biennale des antiquaires, самая старая в Европе антикварная ярмарка, самая торжественная и блестящая. К этим эпитетам в этом году прибавился еще один, немаловажный — теперь это самая дорогая ярмарка в мире; ее бюджет составит до €35 млн. Из Парижа — ТАТЬЯНА Ъ-МАРКИНА.
Переезд Biennales des antiquaires обратно в Grand Palais расценен всеми как знак возрождения. Теперь, когда можно покинуть подвалы Лувра (десять лет ярмарка проходила в подземном выставочном комплексе Carroussel du Louvre), все — от президента биеннале Кристиана Дейдье и до посетителей — твердят, что все беды французского антикварного рынка были из-за того, что приходилось сидеть в этом ужасном подземелье. И даже возвращение на биеннале иностранных участников (в этом году их гораздо больше, чем два года назад) связывают с возможностью снова расположиться в Grand Palais, наконец-то открытом после реставрации.
Даже гигантская очередь VIP на ступенях грандиозного дворца, построенного ко Всемирной выставке 1900 года, выглядела в день открытия совершенно аутентично: дамы, увязающие каблуками в недоделанном асфальте, и господа при галстуках. Надо заметить, что французская склонность к парадности тщательно ими лелеема. "Если вы в джинсах и кроссовках, вам вряд ли улыбнется удача",— сказал в одном из интервью по поводу открытия биеннале Кристиан Дейдье. Так что необъятных размеров дворец — действительно самое подходящее для ярмарки антиквариата место.
Дизайн биеннале делал Франсуа Жозеф Граф, или Великий граф (Graf le Grand), как в Париже теперь его называют. Этот самый модный декоратор поистине вездесущ — это он помогал парижскому Музею декоративных искусств, только что открытому после реставрации, строить экспозиции залов, он отделывает самые богатые особняки и виллы, его зовут оформлять рестораны и антикварные галереи. Он построил в огромном пространстве главного нефа Grand Palais целый город из неоклассических зданий: рустованные стены с балюстрадами, прямоугольники входов на стенды, между ними прямо на стенах нарисованы деревья в кадках, стриженные шарами или пирамидками, и скамеечки. Все это монохромное, в серых оттенках графики. Изысканность обошлась в €2 млн. Конечно, пришлось кое-чем пожертвовать — например, прекрасный стеклянный потолок Grand Palais виден с узких "улиц" между стендами, только если как следует задрать голову. А умопомрачительная часть дворца с лестницами, опирающимися на "прорастающие" колонны из металла в стиле модерн (Grand Palais ведь был верхом достижений архитектуры этого стиля, главным чудом выставки 1900 года), оказалась где-то совсем на задворках этого "города".
Решать проблемы с верхним светом дизайнер предоставил владельцам стендов; кое-кто закрыл его совсем, как, например, галерея De Jonckheere, прославленная своими старыми голландцами. В этом году ее владельцы, кажется, даже перестарались: с освещенной дневным светом "улицы" подсвеченные точечными лампами картины в полной темени галереи кажутся какими-то лайт-боксами. Кое-кто совсем его не закрывал, как, например, галерея современного искусства Downtown, которая сделала из своего маленького стенда с вещами Шарлоты Перриан копию капеллы Роншан Ле Корбюзье из бетона — с окнами-дырками, открытыми прямо к небу. Дизайн некоторых стендов делал сам Франсуа Жозеф Граф — это стенды главных парижских монстров, галерей Perrin, Vallois, Cartier, и еще он построил что-то вроде римского атриума внутри женевской галереи Phoenix, занимающейся античностью.
Вообще, на ярмарке много "прогрессивных" решений — когда в одном пространстве совмещены разные по эпохам и стилям вещи. Галерея Patton-Hourde повесила картины экспрессиониста Жоржа Руо рядом с африканской скульптурой, и все это в подобии мрачной романской часовни с полом, где чередуются квадраты кроваво-красного ковра и стали. На стенде галереи Aveline, среди мебели и ковров XVII-XVIII веков, прямо над бюро Андре-Шарля Буля, краснодеревщика Людовика XIV, висят произведения американского поп-арта — Роя Лихтенштейна и Роберта Раушенберга.
Но на тех стендах, где каждая картина стоит за миллион, дизайн более классический. Тут и без всяких изысков случается восторженный обморок. Первое место по обморокам хотелось бы присудить женевской галерее Jan Krugier с ее Пикассо. Тут представлены огромное полотно "Сидящий с трубкой и амуром" 1969 года (€12 млн), "Портрет Доры Маар в круглой шляпке" 1942 года и еще гигантская бронзовая голова Доры Маар 1941 года (эта вообще стоит $30 млн, отливок всего четыре, и три из них уже в музеях). В уголке представлен портрет другой возлюбленной Пикассо — Ольги Хохловой (€30 млн), галерея Krugier привозила этот портрет на самый первый Московский салон изящных искусств пару лет назад, но тут он дополнен прекрасными карандашными штудиями фигуры и рук Хохловой. На другой стене висят "Штудия к портрету папы" Фрэнсиса Бэкона, одного из самых дорогих современных художников (€17 млн). Еще есть акварели Тернера, исключительный маленький Гойя из знаменитой серии "Los desasteres de la guera" ("Бедствия войны"). Гойя уже продан — за €2,3 млн. По сторонам от Гойи притулились автопортрет Гюстава Курбе и картина Никола Пуссена. И еще "Руанский собор" Клода Моне (€3 млн).
В той же весовой категории работает парижская галерея Cazeau-Beraudiere. Здесь, прямо напротив входа, на специальной подставочке выставлена картина Казимира Малевича "Supremus #684" 1916 года. Этот образец творчества отца русского авангарда уже продан за сумму, превышающую $4 млн. А вот геометрическую фантазию Василия Кандинского 1930 года еще можно успеть купить, она стоит $1,8 млн. Как и большую картину "Мальчик из хора" Хаима Сутина 1923-1928 годов, драматически красную, как и большинство полотен этого недавно ставшего модным представителя парижской школы ($7 млн). Среди прочего здесь продают "Лес" сюрреалиста Макса Эрнста (€7 млн) и метафизический городской пейзаж с двумя головами Джорджио де Кирико (уже продан, $7 млн).
Из перечисленного ясно, что современное искусство, которого раньше на парижской биеннале была капля, теперь представлено гораздо более широко; антиквары здесь следуют за требованиями покупателей, и несколько галерей (правда, по большей части приезжих) представляют только послевоенное искусство. Например, как нью-йоркская L&M, на стенде которой висят произведения Сая Туомбли, Ива Кляйна, Энди Уорхола, Виллема де Кунинга ("Без названия XIV", 1975, $15 млн). Но и старые мастера не подкачали — на стенде галереи Noortman натюрморт с цветами кисти Яна ван Хейсума начала XVIII века стоит €10 млн.
Галерея Noortman приехала из Маастрихта, таким образом вопроса о конкуренции парижской биеннале и тамошней ярмарки TEFAF не избежать. Все французы на него реагируют крайне нервно. Но раньше разница между ярмарками описывалась больше количественными показателями (например, на TEFAF около 200 экспонентов, на биеннале — около 100, в Маастрихте половина галерей продают живопись, а в Париже — только четверть, преимущество за галереями мебели и предметов интерьера). Теперь, несмотря на то что появившиеся галереи современного искусства должны были бы размыть парижской акцент торговли антиквариатом, случилось наоборот. Biennale des Antiquaires получила свое лицо — более яркое, чем когда-либо. Сохранив свойственную ей пышность, даже помпезность, дворцовость и театральность, она приобрела актуальность, которая в хорошем смысле спустила ее на землю. Наверное, на сей раз стены Grand Palais ей действительно помогают.