формы тела
В Киевском музее русского искусства обнаженную натуру воспели дуэтом. Где получилось натуральнее — в скульптурах Алексея Владимирова или на рисунках Николая Муравского,— знатоки изящных форм уже пытаются оценить.
Тандем графика и скульптора на одной выставочной площадке — в практике музеев и галерей не такая уж редкость. Так устроен наш глаз, что повсюду ищет контрасты: чтобы оценить объем, ему требуется рядом изображение на плоскости, чтобы оживить рисунок, нужны фигуры из мрамора или гипса. В случае с Алексеем Владимировым и Николаем Муравским объединение работ в общей экспозиции даже у самых придирчивых критиков не должно вызывать возражений. Оба художника принадлежат к одному поколению, их имена одинаково хорошо известны специалистам и гораздо меньше — широкой публике (скульптору Алексею Владимирову в этом смысле повезло — его "Мастера и Маргариту" у дома Булгаковых-Турбиных на Андреевском спуске каждый день видят сотни людей). Оба работают на грани возможностей собственного материала — Алексей Владимиров мыслит линией, как положено рисовальщику, а Николай Муравский ведет линию на бумаге так, что фигуры и предметы кажутся вытесанными из камня. Еще одно, самое существенное сходство: оба пытаются втолковать миру, что самое красивое, что у мира есть,— это женское тело.
Главную партию в дуэте ведет все же Алексей Владимиров. Его работы проговаривают смысл всего, что вытесано, вылеплено, прорисовано и заштриховано, за двоих. Что женщина — это целый космос, который, как ни рассматривай его в телескоп, ближе и понятнее не станет. Обнаженные Алексея Владимирова напоминают неизведанные планеты. Узоры линий на теле, складки на отброшенных частях одежды (особенно выразительна юбка из зеленоватого амазонита, взметнувшаяся над мраморным телом одной из статуй) на тайном языке скульптора означают параллели и меридианы, к которым землянам никогда не подступиться. Эти тела-планеты одновременно хрупки и агрессивны, притягательны и опасны. Они пребывают в покое, как женщина на листе кувшинки, или куда-то устремляются, как "Бегущая к венцу" (миниатюрная бронзовая героиня этой статуэтки, вопреки всем законам земной физики, силой своего порыва тянет за собой огромную мраморную юбку). Достаточно взглянуть, как бронзовые и мраморные пришелицы из другой цивилизации выпутываются из объятий или сбрасывают ненужную одежду (два любимых мотива скульптора), чтобы стало ясно, чего именно в этих космических амазонках надо бояться — бешеной энергии, которая разрушит каждого, кто слишком залюбуется такой красотой.
У Николая Муравского тоже все держится на перепадах хрупкого и хищного. Таковы не только женщины, которых он рисует. Двойником героинь в карандашных набросках художника становятся цветы — такие же загадочные существа, соединяющие в своей природе воинственность и беззащитность. Ветки сирени, охапку ландышей, цветущие пионы, розы, магнолии, капусту, каштаны, даже неприхотливый лесной горошек Николай Муравский пишет со страстной дотошностью, тщательно, гипернатурально занося на бумагу все подробности цветочной анатомии. Если бы эти женщины не притворялись цветами, о том, как выглядит настоящая фурия, можно было бы сразу в музее узнать у знатока этого вопроса. А так посетителям, пришедшим на выставку без спутниц, остается только догадываться.