биеннале графика
В Центральном доме художника состоялось открытие VII московской международной биеннале графического дизайна "Золотая пчела". Выставку конкурсных работ биеннале смотрела ИРИНА Ъ-КУЛИК.
Московская биеннале графического дизайна "Золотая пчела" — событие весьма авторитетное даже по мировым меркам. В международном жюри нынешней биеннале — профессионалы, считающиеся в своем цехе настоящими звездами: японец Сигео Фукуда, немец Уве Леш, израильтянин Давид Тартаковер, швейцарец Рене Ваннер, россиянин Петр Банков и ныне проживающий в Великобритании наш соотечественник Михаил Аникст. Многие из них были участниками предыдущих "Пчел". В биеннале участвуют авторы из 46 стран, в том числе и столь экзотических, как Зимбабве и Бангладеш. В этом году они конкурируют в трех номинациях — "Плакат" (составляющий большую часть конкурсной экспозиции, в которой представлено около 1000 плакатов), "Книга" и "Каллиграфия".
При этом президент биеннале Сергей Седов настаивает на том, что "Золотая пчела" — событие не только узкоцеховое, но и "праздник для самой широкой публики". Однако непрофессиональный зритель, пожалуй, здесь может и растеряться. Первое ощущение, которое испытываешь на экспозиции биеннале,— этакий оглушающий информационный шум, как будто оказался в помещении, заполненном толпой людей, каждый из которых хорошо поставленным голосом декламирует свое сообщение. Впрочем, понять, какое именно, зачастую невозможно. Хотя бы потому, что многие из представленных на биеннале произведений в буквальном смысле иероглифы. Чуть ли не половина конкурсных работ прислана из Ирана, Китая, Южной Кореи, Тайваня и Японии.
Говорить о различных национальных школах графического дизайна на материале биеннале сложно: соревнуются все же не страны, а авторы. Однако можно отметить, что японцы отдают предпочтение плакатам, в которых текст сведен к минимуму или предстает в виде не сообщения, но объекта, а иранцы, напротив, со вкусом применяют в искусстве плаката традиции восточной каллиграфии. Что тайваньцы активно обыгрывают всевозможный "экспортный" дальневосточный экзотизм, а китайцы элегантно адаптируют иероглифическое письмо к компьютерной эстетике. Что поляки любят этакую инфантильную или юмористическую эстетику, а французы — нечто барочно-многосмысленное.
Подписи под выставленными работами сообщают имя автора и его родную страну, но отнюдь не то, что, собственно, обозначает его плакат. А фестивальные плакаты, как и, скажем, фестивальное кино, вовсе не стремятся быть понятными. Так что на "Золотой пчеле" зачастую трудно определить, идет ли речь о театральном плакате, социальной или просто коммерческой рекламе, которой все же было крайне мало. Основные предпочтения отборочный комитет отдавал афишам всевозможных культурных событий — выставок, концертов, спектаклей.
Коммерческую рекламу представили в основном японцы, столь признанные мастера в области графического дизайна, что все, что бы они ни делали, достойно считаться высоким искусством. Действительно, трудно заподозрить в плоской меркантильности изысканный постер Като Тосиюке с виньеткой из латинских букв, одевающих своими завитками фотографическую бритую голову, рекламирующий всего лишь Hair Salon. Почти избыточно (и двусмысленно) концептуальными оказываются и некоторые афиши. Например, афиша джазового фестиваля, сделанная швейцарцем Трокслером Никлаусом в виде малочитаемых белых букв, как бы по трафарету нанесенных на страницу газеты The New York Times. Идея остроумная, только вот зачем джазовому фестивалю рекламировать себя поверх фотографии с мест боевых действий?
Господин Седов сообщил корреспонденту Ъ, что настоящий графический художник, в его понимании, вообще не должен зависеть от той информации, которую, собственно, должен нести плакат. В предисловии к каталогу президент биеннале пишет, что графический дизайн является самым актуальным на сегодня искусством, потому что именно в нем сохранилась радость формы, которая якобы давно ушла из современного искусства. Ситуация получается парадоксальная: заведомо прикладное искусство преподносят как "искусство для искусства".
Экспозиция "Золотой пчелы" выглядит едва ли не бунтом против буквального смысла, который для графического дизайнера является чем-то навязанным извне, а не тем, что лично он хочет вложить в свое произведение. Так что плакаты тут не для информирования, а для созерцания, а книги хотят быть не чтением, а объектом. Парадокс, но в этой ситуации понятнее всего оказываются именно произведения с иероглифами или вязью, где заведомо невозможно отвлечься на обыденный, функциональный смысл сообщения.