премьера кино
Слегка феминистская комедия "Моя супербывшая" страдает отсутствием у режиссера Ивана Рейтмана внятного отношения к женщинам. Ничего, кроме усталости от них, он не чувствует и рисует идиллическую мужскую картинку: как было бы славно, если бы женщины занялись своими делами — наведением порядка, который они так любят, а мужиков оставили в покое. Докопалась до несчастного режиссера ЛИДИЯ Ъ-МАСЛОВА.
Единственное чувство, которое способен утолить фильм "Моя супербывшая" (My Super Ex-Girlfriend),— это тоска по Уме Турман с ее убийственными ногами. Их можно увидеть практически сразу под вздымающейся на ветру юбкой, в которой ее героиня, суперженщина по кличке Джи-герл, занимается оздоровлением криминогенной ситуации на Манхэттене. В преамбуле для примера девушка Джи прищучивает грабителей ювелирного бутика — спасибо еще, что не хозяйственного магазина, а то масштаб возможностей героини представлялся бы совсем анекдотическим. Потом, правда, она совершает ряд более солидных подвигов: тушит пожар на верхушке небоскреба и отфутболивает куда подальше летящую на Нью-Йорк ракету, но в общем "Моя супербывшая" — фильм не о том, что женщины могут, а о том, чего они не могут в принципе: по-человечески относиться к мужчинам.
Это, так сказать, основная идея, задекорированная беззлобными шутками и гэгами, среди которых количественно лидирует проламывание дыр в стенах и потолках. Особенно гордятся авторы приколом с кроватью, на которой богатырь-девица так интенсивно скачет в ходе любовной сцены, что пробивает брешь в соседскую квартиру — эта шутка повторяется еще в финале, на бис, когда супердевушек становится в фильме уже целых две. Вторая (Анна Фарис) до обретения стенобитных способностей выполняет функцию коварной разлучницы, из-за которой героиню Умы Турман бросает с таким трудом добытый в вагоне подземки бойфренд (Люк Уилсон). В метро Джи-герл ездит для конспирации — так же, как Супермен валяет ваньку, притворяясь серой редакционной мышью, и сначала все выглядит почти убедительно, хотя и немного эксцентрично: настораживают, например, частые отлучки девушки в туалет, из которого она возвращается вымазанная сажей, как Золушка (метнулась мухой на пожар). На принца персонаж Люка Уилсона не тянет — настоящий принц инкогнито шифруется до последнего, прикрываясь лягушачьей шкурой злодея. Он похищает возлюбленного героини, выпытывает у него, какие она носит трусы, и прочую конфиденциальную информацию, а потом подвешивает его вверх тормашками на факеле статуи Свободы; архитектурные достопримечательности хоть немного оживляют такого рода произведения, в которых трудно придумать еще ни разу не виденный аттракцион.
И тем не менее создатели "Моей супербывшей" изловчились и догадались, что оригинального может предпринять мстительная брошенная женщина уже после того, как проделывает головой вмятину в холодильнике, выжигает на лбу бывшего любовника то, что пишут на заборе, и сдувает с него всю одежду во время производственного совещания, провоцируя его немедленное увольнение. На закуску Джи-герл забрасывает подлецу в окно живую акулу-людоеда, которая начинает весело прыгать по комнате, опрокидывая мебель и хватая зубами диванные подушки в миллиметре от гениталий хозяина. Лицо у акулы при этом крайне жизнерадостное и какое-то осмысленное: она, в отличие от большинства человеческих персонажей, четко себе представляет, что она здесь делает. Поэтому многим зрительницам, когда-либо вынашивавшим планы мести за отвергнутые чувства, будет приятно идентифицироваться именно с ней, а не с летающей истеричкой, которая умеет останавливать такси ртом (всасывая воздух, как пылесос), но сдерживать собственные эмоции совершенно не в состоянии.