Пересмотрел Роман Должанский
Театрально-цирковое шоу "Кракатук" я отправился смотреть в тот самый день, когда в стране был объявлен траур по жертвам авиакатастрофы. Не потому, что очерствела душа, просто выдался первый за долгое время и, возможно, последний в ближайшей перспективе свободный вечер. С другой стороны, только чутким нежеланием сограждан посещать в этот день зрелищные мероприятия хотел бы я объяснить тот факт, что трибуны шапито в Коломенском были заполнены на треть. Однако распросив знакомых и администраторов, я с изумлением выяснил, что в другие дни зал заполняется едва на две трети.
По мне, так на "Кракатук" народ должен записываться в очередь и переплачивать спекулянтам за билеты втридорога. Во всяком случае, такого впечатляющего синтетического зрелища, то ли театра, то ли цирка, то ли особого рода инсталляции, ни на русской арене, ни на русской сцене никогда прежде не было. Если искать постановке известного петербургского режиссера Андрея Могучего европейские аналоги, то первым на ум приходит так называемый "новый цирк" во Франции — едва ли не самый сильный жанр французского исполнительского искусства. Весьма характерно, что этот трудно определяемый жанр назвали словом "новый": европейская публика любит неожиданности, жанровые неопределенности. Она знает: именно то, что не укладывается в прокрустово ложе привычного, часто остается в истории.
У нас не то. У нас зритель строг, подозрителен и перед лицом необычного чувствует себя не в своей тарелке. Если это цирк, то почему надо ехать не на Цветной бульвар и не на Ленинские горы, а в Коломенское? Почему нет дрессированных тигров, оркестровых маршей, веселых коверных и пожилого инспектора манежа? Наверное, это плохой цирк, думает зритель. Хотя на самом деле цирк прекрасный — от некоторых номеров, выполняемых, кстати, без страховки, просто дух захватывает.
Если это театр или, не дай бог, перформанс, то почему, думает присяжный театрал, все это разместилось на цирковой арене? Наверное, тут что-то не то. Кто-то придет послушать музыку балета "Щелкунчик" и, конечно, будет изрядно смущен остроумными аранжировками с детства навязшей в зубах новогодней классической музыки. Кстати, говорят, маленьких детей вести на "Кракатук" не надо, потому что это отчасти триллер, и дети могут испугаться. Ладно, не поведу, думает зритель, но и сам тогда не пойду: зачем же это я, взрослый человек, пойду смотреть сказку о девочке Маше и принце. Про поклонников современного искусства и говорить нечего: они и цирк, и театр, и балет обычно обходят за полкилометра.
В конце концов все они остаются дома. Не видят кукольного парада-алле, одновременно грустного и смешного, напоминающего о фильмах Феллини, не видят потрясающие объекты и костюмы, придуманные художником Александром Шишкиным и Алексеем Богдановым, и финальную пенную феерию, не видят отчаянного и опасного, как всякая любовная страсть, полета влюбленных, не видят огромный грустный глаз на экранах ящика, заменившего принцу голову. Словом, не видят этого торжества современной технологии, тревожного и возбуждающего, как будто бы компьютерно-виртуального и в то же время пульсирующе живого. "Кракатук" в русском цирке и театре стоит особняком, поэтому и остается пока шоу-изгоем. В Европе зрительское сообщество зубами щелкает, охотясь за такими орешками. А у нас лениво шамкает беззубыми деснами, предпочитая протертые супчики обычных цирка и театра.