Абхазные связи

За 13 лет, прошедших после окончания войны, Абхазия так и не смогла восстановить былое советское великолепие (на фото — гостиница "Абхазия" в Сухуми)
       "Власть" продолжает публикацию репортажей из приграничных регионов России и сопредельных стран*. Корреспондент "Власти" Борис Волхонский, проехавший по Черноморскому побережью Абхазии, убедился, что по периметру РФ еще сохранились края, население которых мечтает не об отделении от России, а наоборот — о слиянии с ней.

"У них единственная задача — не пускать грузин"
       — Куда тебя несет? — испугались мои родственники, когда я объявил им, что еду в отпуск в Абхазию (дело было в самый разгар событий в Кодорском ущелье).
       Опасения родственников были напрасны. За две недели пребывания на Кавказе что-то отдаленно напоминающее боевые действия я видел лишь однажды — в день прилета в аэропорту Сочи. Там нам с женой пришлось выдержать настоящую осаду со стороны многочисленных квартирных маклеров и местных таксистов, наперебой предлагавших свои услуги. Сначала вежливо, а потом уже и не очень мы объясняли им, что номер уже заказан и даже заказан трансфер до места проживания.
       С трансфером мы, впрочем, прокололись. На площади перед аэропортом никто не встречал нас ни с табличкой с нашими именами, ни с табличкой с названием гостиницы. После часа ожидания под палящим солнцем, бесполезных звонков московской фирме-посреднику и общения с бывалыми курортниками мы выяснили, что есть вполне доступный способ добраться до места: сесть на маршрутку до границы, проходящей по реке Псоу, перейти границу пешком, а на той стороне взять маршрутку до Гудауты. Так мы и сделали.
       Маршрутка от аэропорта до границы (это не больше 10 км) стоила 75 руб. У самой границы на дороге стояла пробка.
       — Всем на ту сторону? — спросил водитель.
       Оказалось, всем, и он повез нас обходными путями по грунтовым дорогам и высадил возле железнодорожной насыпи:
       — Идите через железную дорогу, дальше сами увидите.
       Мы пошли какими-то партизанскими тропами в обход убогих лавчонок и оказались в узком длинном проходе, обнесенном забором из листов гофрированного железа. Тут же на нас набросились местные мужчины с тележками, предлагающие услуги по перевозке багажа через границу (50 руб. за одно место).
       Идти по коридору пришлось метров триста до какого-то сарая, оказавшегося зданием таможни. Багаж для порядка пропустили через рентгеновскую установку, но видно было, что таможенников мы мало интересуем. Одну пожилую местную жительницу с большим белым мешком, правда, спросили:
       — Везете что-то недозволенное?
       — Нет-нет, что вы! — ответила она, и ее пропустили.
       В длинной очереди на пограничный КПП мы снова оказались позади этой женщины.
       — Что это, мука? — спросил я, кивнув на мешок.
       — Нет, сахар,— ответила она.— Вот, купила мешок за 1200 руб. Скоро начинается сезон вина, да и ягоды поспевают.
       — А что, у вас в Абхазии сахара нет?
       — У нас есть все, но цены гораздо выше, чем в России.
       — А я так надеялся поесть дешевых фруктов!
       — Какие фрукты? — сказала она, указывая на тележку, где поверх мешка с сахаром лежал еще один с чем-то крупным и округлым.— Вон, везу внучке арбузы. У нас они стоят 10 руб. кило, а тут — пять.
       — И часто ездите?
       — Да нет, с самой мимозы — в первый раз.
       За нами в очереди стоял пожилой мужчина с нагруженной доверху тележкой. К нему присоседились несколько курортниц.
       — Это уж третья ходка за сегодня,— сказал он.
       — Часто ходите туда-сюда?
       — Это моя работа. Сколько надо, столько и хожу. И все равно, сколько бы раз в день ни ходил, каждый раз пограничники подолгу рассматривают мой паспорт.
       — А паспорт у вас какой?
       — Российский загранпаспорт. Еще у нас есть старые советские, а недавно стали выдавать абхазские. Но они действительны только в Абхазии.
       Для пересечения границы было достаточно внутреннего паспорта, но я протянул заграничный и попросил поставить в нем штампик. Пограничница наотрез отказалась:
       — Поставьте у абхазских пограничников.
       Еще один пеший переход по мосту через Псоу (перед мостом даже оказался магазин duty free — небольшой, но имеющий полагающийся минимум табачных изделий и импортных спиртных напитков), и мы на абхазской стороне. Надежды отметить документально факт пересечения границы развеялись при первом же взгляде на абхазский КПП: в маленькой тесной будке одиноко скучал парень в форме, изредка лениво окликавший проходящих мимо людей. Мы с женой, как законопослушные граждане, остановились, но пока он смотрел наши паспорта, за нашими спинами прошло человек десять. Никакой печати у парня, естественно, не оказалось.
       Позднее один из новых абхазских знакомых, менеджер экскурсионного бюро, объяснил мне:
       — У них единственная задача — не пускать грузин. Вас могли и вовсе не останавливать. А вот черноволосых и смуглых, как правило, тормозят.— И рассказал случай из практики: — Однажды я вез экскурсию из Сочи, и в группе оказалась одна женщина — русская, но с грузинской фамилией по мужу. Так ее не пустили. Пришлось извиниться и вернуть деньги.
       
"По Гудауте нельзя судить о всей Абхазии"
       Первое ощущение, которое испытываешь, ступив на землю Абхазии, шок. Конечно, я был готов увидеть и разруху, и отсутствие инфраструктуры, но такой картины не ожидал. Дома без стекол, без крыш, голые стены, торчащие посреди пришедших в запустение садов,— и так всю дорогу, и чем дальше от границы, тем хуже. Правда, сама дорога от границы до Гагры вполне приличная, сверкает свежей разметкой. Но дальше начинаются колеи и ямы. На этом фоне особенно бросаются в глаза новенькие памятники, стоящие в каждом городе и едва ли не в каждом поселке, на которых высечены цифры 1992-1993 — годы грузино-абхазской войны.
       Первым пунктом назначения была Гудаута (около 50 км от границы). С нас, как с приезжих, водитель маршрутки взял по 70 руб., местным жителям переезд обошелся в 60 руб. Когда смотришь на город не из окна автомобиля, признаки разрухи становятся еще явственнее. Когда-то красивые здания, построенные в начале XX века, от которых остались одни стены, а в проемах зеленеют разросшиеся за 13 лет деревья. Голые бетонные каркасы многоэтажных домов — то ли недостроенные, то ли заброшенные и разграбленные. На этих каркасах — вывески, явно оставшиеся с советских времен ("Диетическая столовая", "Гастроном" и т. п.). Кое-где с пустыми оконными проемами соседствуют новенькие стеклопакеты. Обшарпанный вокзал, где на ржавых путях стоит ржавая электричка. Старые советские пансионаты с неработающими фонтанчиками и фонарными столбами без лампочек и без плафонов. Периодические отключения электричества и воды. И как апофеоз разрухи — огромное, около 20 этажей, здание (видимо, бывшая гостиница), все просвечивающее насквозь, лишь верхний этаж застеклен, а крыша утыкана антеннами.
       — Здание начали строить еще в советские времена,— объяснила администратор нашей гостиницы.— Но недостроили, а поскольку это самое высокое здание в городе, его использует местная телефонная компания Aquafon.
       Думается, здание используют и военные, но моя собеседница об этом предпочла не распространяться.
       На пляже в Гудауте народу немного, а в городе нет проблемы со съемным жильем — объявления "Сдается комната" висят на каждом доме.
       — Гудаута никогда не была курортным городом,— сказал мне житель Гагры, владелец туристической фирмы Грач Косян.— По ней нельзя судить о всей Абхазии. В Гагре уже многое восстановлено и практически не осталось нераспроданной недвижимости. Россияне очень активно скупают и квартиры, и частные дома, и бывшие пансионаты и дома отдыха. Цены на недвижимость с каждым годом растут. Если сразу после войны квартиру можно было купить долларов за 700, то теперь в зависимости от района и от состояния квартиры двухкомнатная обойдется тысяч в 10-15.
       — Но ведь и в Гагре еще много разрушенных домов.
       — Ну да, это последствия войны.
       — Так ведь война кончилась 13 лет назад.
       — А потом была экономическая блокада, граница была закрыта. Потом несколько лет сюда никто не ездил, потому что боялись. Потом постепенно люди начали приезжать — сначала на экскурсии, а когда увидели, что тут тихо и спокойно, то стали приезжать и на более длительный срок. Подъем туризма начался только в конце 90-х, а пик пришелся на 2004-2005 годы. В прошлом году в Гагре вообще было невозможно снять комнату даже в самых отдаленных от моря районах. В этом году, правда, отдыхающих стало гораздо меньше.
       — Из-за событий в Кодорском ущелье?
       — В основном да. Тут есть два фактора. Во-первых, СМИ слишком уж раздули эту тему, и люди боятся ехать. А во-вторых, в поезда, идущие в Сочи, начиная с Туапсе садятся квартирные маклеры, которые начинают обрабатывать пассажиров: мол, куда вы едете, там стреляют, убивают, насилуют, грабят. Многие поддаются и сходят, не доехав до Адлера.
       — Дорого стоит снять комнату сегодня?
       — Смотря где. На нашей улице (Грач Косян живет на улице, параллельной трассе Сочи--Сухуми, в 100 м от моря.— Б. В.) рублей 200 с человека в сутки.
       Справедливости ради стоит заметить, что полуразрушенных или заброшенных зданий много и в Гагре, хотя и поменьше, чем в Гудауте. Пожалуй, единственное место в Абхазии, где разрушения не бросаются в глаза, это Пицунда. Семь корпусов в курортной зоне поддерживаются во вполне сносном по советским меркам состоянии, а в паре километров от знаменитой курортной зоны построен едва ли не единственный в Абхазии отель международного уровня "Самшитовая роща".
       
"Экономическая блокада продолжается, а тут еще пираты"
ФОТО: БОРИС ВОЛХОНСКИЙ
Путешественники должны преодолевать границу между Россией и Абхазией пешком. Зато багаж местные жители предлагают прокатить на тележке (тариф — 50 руб. за одно место)
Но даже Гудаута меркнет, когда въезжаешь в столицу Абхазии Сухуми. За несколько километров трасса уходит в сторону от моря и к городу подходит со стороны гор. Затем пару километров дорога идет через кварталы частных одно- и двухэтажных домов. Такое впечатление, что ни одного целого дома просто нет.
       — Здесь шли самые ожесточенные бои,— поясняет пожилая смотрительница Национального музея. В музее из всей экспозиции второго этажа, посвященной современной истории, функционирует только один зал, освещающий события 1992-1993 годов.— Что-то разрушено в ходе боев, потом грузины жгли дома абхазов. Потом, когда абхазы вернулись, они сожгли много домов грузин. Я, например, до сих пор живу в доме, который когда-то принадлежал грузинам. Мой дом сожгли.
       В самом центре, прямо на набережной, сияет пустыми окнами некогда, видимо, лучшая в городе интуристовская гостиница "Абхазия". Напротив — здание порта, выстроенное в форме гигантского океанского лайнера. В порту одиноко стоит под погрузкой небольшое судно под турецким флагом.
       — Сколько всего судов в год приходит в порт? — спрашиваю я начальника порта Ларика Смыра.
       — В этом году меньше, чем в прошлом. В прошлом за год было около ста, а в этом за первую половину — 30-40.
       — И чьи это суда?
       — В основном турецкие. Суда под абхазским флагом ни один порт не принимает, а суда других стран не приходят, потому что экономическая блокада продолжается. А тут еще пираты.
       Начальник порта имел в виду грузинские военные корабли, стоящие в нейтральных водах и периодически задерживающие суда, нарушающие режим блокады Абхазии.
       — А свой флот у Абхазии есть? — я задаю вопрос заместителю гендиректора Абхазского пароходства Джинару Карал-оглы.
       — Было у нас несколько судов, которые какое-то время могли ходить под советским флагом. Два раза в неделю ходили рейсы в турецкий порт Трабзон, ходили катера Сочи--Гагра--Пицунда. Часть флота угнали, большая часть стоит на приколе. Сейчас из всего абхазского флота используется пара катеров, совершающих экскурсии в Гагре и Пицунде.
       — А почему большинство судов — турецкие?
       — Турки вообще пошустрее,— говорит Карал-оглы.— А потом морской транспорт стал очень дорогой, и большая часть грузов из России идет по земле.
       — И что везете?
       — На экспорт идет лес — буковая древесина, которая используется для изготовления паркета, мебели, шпона. Вывозим уголь. А импортируем российский бензин, причем возим его из Румынии, и продукты. Раньше ввозили много сахара, но теперь цены выравниваются, и это уже не так выгодно. Вообще, Абхазия вполне может прожить и в условиях блокады. Даже во время войны мы не голодали. Здесь есть все — зерно, фрукты, овощи, мясо, вино, мед.
       Чего в Абхазии почти совсем нет, так это работы. А у тех, кто работает, зарплаты просто смешные: средняя зарплата составляет рублей 300-400, пенсия — 100 руб. Поэтому подавляющее большинство пожилых людей получает российскую пенсию, базовый размер которой составляет 1 тыс. руб. Дипломированный врач с двадцатилетним стажем Грач Косян получает на руки чуть больше 1 тыс. руб. в месяц, именно поэтому он на летние месяцы уходит в отпуск и занимается туризмом. "За такие деньги можно было бы и не работать — у нас же все есть,— сказала одна из моих собеседниц.— Но иногда надо что-то купить, что у нас не растет,— сахар, одежду, за свет заплатить".
       
"Почему Россия не ведет себя так, как США?"
       Жители Абхазии — люди очень общительные и доброжелательные. В общественном транспорте, в летних кафе, просто на улицах ко мне подходили совершенно незнакомые люди, и уже через десять минут мы становились друзьями. Большинство из них были заняты в сфере туризма. В этом нет ничего удивительного: у бюджета Абхазии две главные доходные статьи — туризм и сельское хозяйство.
       После нескольких вполне заслуженных комплиментарных фраз о красотах природы и радушии местных жителей разговор, как правило, заходил о наследии войны и перспективах на будущее.
       — С Абхазией будет как с Косово. Нашу независимость рано или поздно признают,— сказал мне экскурсовод Юрий, с которым мы познакомились в маршрутке Гагра--Гудаута.
ФОТО: БОРИС ВОЛХОНСКИЙ
Чтобы поднять национальный дух, новые абхазские власти первым делом во всех городах и поселках воздвигли памятники героям войны 1992-1993 годов (на фото — памятник в Гудауте)
— Есть маленькая разница,— заметил я.— В балканском конфликте США фактически стоят на стороне Косово, а в грузино-абхазском — на стороне Грузии.
       — Да, это верно,— согласился Юрий.— Но почему Россия не может вести себя так, как США? Тут ведь многого не надо — чуть-чуть нажать, и Грузия не пикнет.
       — Хорошо, допустим, независимость признают. Что дальше — останетесь независимыми или войдете в состав России?
       — Ну, сначала надо независимость получить, а потом видно будет. Я вообще-то не политик, но думаю, что процентов 80 населения за то, чтобы воссоединиться с Россией.
       О позиции России в грузино-абхазском конфликте я говорил и с полковником абхазской армии, просившим не называть его имени. Не потому, что он такой засекреченный, а просто потому, что он оформляет российскую льготную пенсию и не хочет, чтобы соответствующие органы в России знали о его военной службе в Абхазии. Полковник прямо заявил:
       — Никаких юридических оснований для того, чтобы Абхазия оставалась частью Грузии, нет. Достаточно поднять два документа — о вступлении Абхазии в состав Российской империи в 1810 году (тогда мы вошли как самостоятельное княжество) и сталинский указ о создании автономии, и все станет ясно. А вообще-то мы могли бы решить проблему военным путем за три дня. Уж если в 1992-1993 годах мы выстояли, когда у нас практически не было никакого оружия, то теперь, когда у нас есть все — танки, самолеты, проблем не будет.
       — Что вы имеете в виду — решить проблему?
       — Я имею в виду — освободить Кодорское ущелье.
       — А мне говорили, что оно непроходимо и пятнадцать человек на узкой дороге могут задержать тысячное войско.
       — Я не стану вдаваться в военные детали, но уверяю вас, что есть способ освободить ущелье и восстановить территориальную целостность Абхазии за три дня.
       — Так за чем дело стало?
       — Ну, пока мы хотим дать возможность решить проблему политическими средствами. Но долго ждать не будем.
       — А политики, вы думаете, решат?
       — Не знаю. Мне не совсем понятна позиция России. Исторически мы, абхазы, всегда были с Россией, а сегодняшняя Россия постоянно заигрывает с Грузией, хотя позиция Тбилиси с каждым днем становится все более антироссийской.
       
"Если они вернутся, я их голыми руками рвать буду"
       Единственная тема, способная выбить абхазов из равновесия,— национальная. При любом упоминании о Грузии и грузинах от абхазской доброжелательности не остается и следа. Однажды, говоря о разнообразных паспортах, которые есть у жителей республики, я спросил собеседника:
       — А грузинские паспорта у кого-нибудь есть?
       — Я что, похож на грузина? — взвился он в такт сотрясаниям маршрутки, попавшей в очередную яму, и прекратил со мной всякое общение.
       "Фашисты" — пожалуй, наиболее часто слышанное мной слово, которым абхазы называли грузин.
ФОТО: БОРИС ВОЛХОНСКИЙ
Абхазы как могут стараются стереть память о тех временах, когда Абхазия входила в состав Грузии (на фото — автобусная остановка в Гагре)
— А как их еще назвать, если они сожгли вертолет, перевозивший детей? — воскликнула медсестра, делавшая мне перевязку (контингент отдыхающих почти на 100% состоит из россиян, и битое стекло на пляже — дело обычное).
       Она имела в виду эпизод, происшедший в декабре 1992 года, когда грузинские войска сбили вертолет, вывозивший женщин и детей из осажденного Ткварчели. Тогда погибло 84 человека.
       Ненависть к грузинам проявляется и на языковом уровне. На вывесках, сохранившихся с советских времен, грузинские слова стерты или замазаны краской. Столицу республики ни один абхаз не назовет Сухуми — только Сухум (это, кстати, не по-абхазски — абхазское название города Акуа, но главное, что не по-грузински). Многие города и поселки, имевшие в советские времена грузинские названия, переименованы. Во всех остальных случаях используются абхазские варианты названий (например, Ткуарчал вместо Ткварчели).
       Сначала мне показалось, что кое-какие грузинские слова, вошедшие в общемировой лексикон, остались-таки нетронутыми: хачапури, хинкали, сулугуни. Оказалось, я ошибся.
       — Хачапури! Хачапури! — кричала торговка на небольшом базарчике в Новом Афоне. И дальше: — Подходите за хачапурами! Сколько вам хачапуров? Два хачапура?
       В центре Сухума (за две недели я привык называть город именно так) стоит памятник, весь в отметинах от пуль.
       — Кто такой Ефрем Эшба? — спросил я одетую в черное абхазку, подметавшую мостовую вокруг постамента.
       — Абхаз,— логично ответила она.
       — Ну, военный, писатель?
       — Царь,— гордо сказала женщина. На самом деле, как я выяснил уже потом, Ефрем Эшба — один из деятелей революции, репрессированный в 1930-е годы.
       — А что это за дырки?
       — Это грузины стреляли.— Женщину буквально прорвало: — Это фашисты, фашисты! Я пятнадцать лет хожу в черном, у меня двое сыновей погибли. И если они вернутся, я их голыми руками рвать буду. Услышу грузинскую речь и не отступлю: живьем с говном кушать буду.
       
"Всем платить — себе ничего не останется"
       На обратном пути мы, наученные опытом пересечения границы по жаре на своих двоих, наняли носильщика, согласившегося перевезти наш багаж за 100 руб. Было только 11 часов утра, но для него это уже была вторая ходка.
       При подходе к абхазскому КПП на ту же тележку положила сумку девушка-абхазка, обменявшаяся с носильщиком несколькими фразами. Абхазские пограничники не обратили на нас вообще никакого внимания, и я даже смог свободно фотографировать границу (вообще-то это строжайше запрещено).
       И вот уже позади мост через Псоу, а впереди замаячил российский КПП. С первого взгляда стало ясно: начался сезон фундука. В очереди на паспортный контроль, помимо недавних отдыхающих, стояли жители Абхазии, нагрузившие свои тележки мешками с орехами. Девушка-абхазка, чья сумка ехала вместе с нашими вещами, оглянувшись по сторонам, спросила меня:
       — Вы можете провезти мою сумку как свою?
       — А что там? — насторожился я.
       — Не бойтесь, там орехи. Да вы угощайтесь, угощайтесь!
       — А почему вы сами не можете провезти? — все-таки поинтересовался я.
       — Да я сегодня уже во второй раз прохожу через границу. Они меня уже запомнили. А к вам никаких вопросов не возникнет — скажите, что купили по 100 руб. за килограмм.
       — Сколько вам разрешают провозить?
       — Не больше 50 кг. И то надо оформлять разрешение и платить пошлину. А всем платить — себе ничего не останется.
       — И какова разница в цене?
       — В Абхазии они стоят 90-95 руб. за килограмм, а на российской стороне — 130 руб.
       Видно было, что я не единственный добровольный помощник у этой девушки. Она периодически общалась еще с несколькими людьми, стоявшими в очереди. После общения с кем-то она вернулась вне себя от ярости:
       — Ну что за люди! Русские никогда не откажут. А свои...
       Таможенники и в самом деле не обратили никакого внимания на 5 кг орехов, которые я пронес контрабандно. Но девушка-абхазка куда-то запропастилась.
       — Вот и делай после этого добро людям,— выругался носильщик.
       Мы предоставили ему возможность самостоятельно решать свои проблемы и дожидаться девушку (тем более что первоначальная договоренность у нее была с ним, а не с нами), а сами поспешили на стоянку маршруток. Желающих ехать в аэропорт было всего четверо: мы с женой и две девушки — одна россиянка, другая абхазка, очень волновавшаяся, можно ли ей будет взять в самолет 12 бутылок вина.
       До аэропорта добрались на такси. Оставив багаж в камере хранения, мы с женой отправились в Сочи. Дорога до города заставила меня испытать эмоции, прямо противоположные тем, которые я испытал при въезде в Абхазию. Такого количества сверкающих свежей покраской, крытых разноцветной металлочерепицей роскошных особняков мне не доводилось видеть, пожалуй, нигде в мире (я, правда, не бывал ни в Ницце, ни в Малибу).
       До рейса оставалось несколько часов. Мы вышли возле гостиницы, считавшейся в советские времена одной из лучших в Сочи, прошлись по набережной, где шла бойкая торговля всякой курортной всячиной — от тыквенных семечек до экзотических раковин, выпили сока в летнем кафе (по 200 руб. за стакан), спустились на пляж, где не то что расстелить полотенце — ногу поставить было некуда, и напоследок искупались в воде, взбаламученной множеством потных тел. И почему-то подумалось: а в полной ли мере представляют себе абхазы все прелести жизни в России, с которой так мечтают соединиться?
       
*Репортаж из Омской области и Казахстана см. в #28, из Благовещенска и Китая — в #30, из Калининградской области — в #32.
       
Абхазия между Россией и Грузией
       Абхазия вошла в состав Российской империи в феврале 1810 года. В ответ на обращение абхазского князя Георгия Чачба-Шервашидзе император Александр I издал манифест, в котором объявлял о присоединении Абхазии и гарантировал ей свое покровительство. До 1864 года Абхазия существовала в рамках Российской империи на правах автономии, там сохранялось самоуправление.
       После распада Российской империи Абхазия недолгое время входила в состав Республики горцев Кавказа (май 1918 года), однако уже в июле 1918 года после короткой военной кампании вошла в состав Грузинской Демократической Республики.
       В марте 1921 года была провозглашена Абхазская ССР. В декабре того же года Абхазия вошла в состав Грузинской ССР, заключив с ней равносубъектный федеративный договор. В 1931 году статус Абхазии был понижен до автономии.
       После распада СССР, в июле 1992 года, Верховный совет Абхазии объявил об отмене конституции Абхазской АССР 1978 года и о восстановлении действия конституции 1925 года, провозглашавшей суверенитет республики. 14 августа того же года началась грузино-абхазская война. Грузинские войска заняли Сухуми и ряд других городов. Временной столицей стала Гудаута. Военная фаза конфликта завершилась в сентябре 1993 года, когда под контроль абхазских властей перешла вся территория республики, за исключением Кодорского ущелья. 4 апреля 1994 года в Москве было подписано заявление о мерах по политическому урегулированию грузино-абхазского конфликта и соглашение о беженцах и порядке их возвращения. Летом того же года в зоне конфликта началась миротворческая операция российских войск. По оценкам, война унесла с обеих сторон до 13 тыс. жизней, свыше 200 тыс. человек стали беженцами. Если довоенное население Абхазии превышало 500 тыс. человек, то сегодня оно составляет немногим более 300 тыс.
       В 1999 году власти Абхазии провели референдум о независимости ("за" проголосовали 97,5%), однако его итоги не признаны ни одним государством мира.
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...