выставка современное искусство
В Музее современного искусства японского города Тояма (столицы одноименной префектуры) в рамках IV Российско-японского культурного форума открылась выставка "Происхождение видов. Искусство в эпоху социального дарвинизма" — самая большая экспозиция современного русского искусства, когда-либо показанная в Японии. Из Тоямы — ИРИНА Ъ-КУЛИК.
Из всех японских городов именно в Тояме, пожалуй, больше всего привыкли к нашим соотечественникам. В порт Тоямы регулярно приходят суда из города-побратима Владивостока и прибывают россияне, наезжающие сюда закупать подержанные машины. Нельзя сказать, что японцы относятся к этим гостям особо нежно. Но в этом году обитатели Тоямы могут несколько расширить свои представления о россиянах: именно в этой префектуре проходит IV Российско-японский форум. На этот раз в программу форума, изначально посвященного театру, впервые включены и выставки современного искусства, становящегося все более обязательной составляющей международного культурного имиджа России.
В городке Нанто префектуры Тояма уже открылась выставка "Послания русских художников", подготовленная куратором Юрием Никичем. А одним из центральных событий культурной программы форума стала открывшаяся в самой Тояме выставка "Происхождение видов" — самая обширная экспозиция современного российского искусства, когда-либо показанная в Японии. (Посмотреть ее в провинциальную Тояму приезжают ценители искусства из других городов.) Она занимает просторный зал на первом этаже городского Музея современного искусства. Ровно столько же, сколько и разместившаяся на втором этаже постоянная экспозиция музея, удивительно емко и изящно представляющая всю историю искусства XX века — от Пабло Пикассо до Герхарда Рихтера.
Известный московский куратор Иосиф Бакштейн, возглавляющий команду Московской международной художественной биеннале, не стал превращать выставку в краткий курс истории современного российского искусства, а сделал концептуальный проект. На примере Москвы он попытался представить свое видение интернациональных культурных процессов. Как человек, воспитанный на советском представлении о культуре как поле идеологического противостояния, как ветеран нонконформистского движения, наблюдавший расцвет "подпольного" искусства в эпоху холодной войны, он задался вопросом: в какой борьбе искусство выживает и мутирует в современном постидеологическом мире? Ответ, как ни странно, нашелся в старинной теории о происхождении видов. Однако, если судить по выставке, отнюдь не человек теперь находится на вершине дарвиновской пирамиды.
Наиболее отчетливой темой, связывающей представленные на выставке произведения художников разных поколений и направлений, оказывается не столько борьба за выживание, сколько мутация. Причем мутирует не только искусство, пытающееся приспособиться к реальности, но и сам окружающий мир, облученный взглядом художника. В этой мутировавшей реальности утрачивается различие между живым и неживым, органическим и неорганическим. Ну и, само собой, между биологическими видами. Так, наиболее "зоологическими" на выставке выглядят, разумеется, произведения известного борца за права животных и бывшего "человека-собаки" Олега Кулика. Представлены его фотографии из серии "Новый рай", на которых венчающие эволюцию обнаженные homo sapiens отражаются в заставленных чучелами животных витринах зоологического музея.
Не обошлось и без его знаменитой инсталляции середины 1990-х годов "В глубь России" — проникнуть в эту самую глубь можно, только засунув голову в чрево бутафорской коровы в натуральную величину. У Игоря Макаревича и Елены Елагиной, представленных проектом "Паган", знаменитые архитектурные сооружения советской эпохи, например башня Татлина, скрещиваются с гигантскими мухоморами. На фотографиях Ольги Чернышевой деревья, упакованные на зиму в дерюгу, и укутанные по глаза любители подледной рыбной ловли под воздействием фактора холода образуют некий новый вид существ-гибридов.
В других работах можно наблюдать, как мутируют друг в друга уже не органическое и неорганическое, но реальное и виртуальное. В живописном проекте Натальи Стручковой Futurussia будущее оказывается компьютерной игрой, где под стенами пиксельного Кремля дефилируют разросшиеся до монструозных размеров игрушки и роботы. У Станислава Шурипы идиллические пейзажи кажутся декорациями компьютерной игры, где в небесах зависают гигантские знаки препинания. И эта мутация также оказывается мутацией самого искусства, в котором классическая живопись сращивается с компьютерной графикой.
Свой выводок арт-мутантов представил Ростан Тавасиев, чьи "картины" и "скульптуры" — это плоские или трехмерные существа из искусственного меха кислотных расцветок, снабженные мультяшными глазками и ротиками. Диана Мачулина скрещивает картины с дачными раскладушками: ее "Идеальные отцы" Аполлон, Саваоф и Супермен написаны академическим маслом прямо по цветастым лежанкам. К непредсказуемым мутациям жанра, наверное, можно отнести и монументальное полотно Владимира Дубосарского и Александра Виноградова "Рождество", где классический сюжет обрастает галлюцинаторно-"актуальными" деталями: волхвы превращаются в зловещего вида детин в камуфляже, а рядом с лошадьми и козами над младенцем склоняются медведи и леопарды.
Выставку в Музее современного искусства Тоямы открывали на высоком официальном уровне: натягивать белые перчатки, чтобы перерезать ритуальную ленточку, пришлось губернатору префектуры, а также главе ФАКК Михаилу Швыдкому. Вернисажная публика, в которой выделялась стайка японских школьниц в матросках и гольфах, разглядывала искусство из России с подобающим почтением. Но особого культурного шока, видимо, не испытывала. Вся выставка с ее фантастичностью и нестрашной сказочностью, играми с ширпотребным кичем и мультяшно-компьютерной эстетикой в результате показалась вполне "японской" даже самим участникам.
Сотрудники музея немедленно признали "своей" Наталью Стручкову, а у Ростана Тавасиева местные журналисты дотошно расспрашивали, какое влияние на него оказали "манга" и "аниме". Так что две заведомо экзотические друг для друга культуры неожиданно показались друг другу странно знакомыми. Но, возможно, не в силу некоего глубинного родства, а скорее благодаря общей способности усердно усваивать, а потом доводить до ни на что не похожего абсурда элементы интернациональной масскультуры. Что также является тактикой мутации и выживания.