фестиваль кино
В рамках XIV кинофестиваля "Окно в Европу" в Выборге прошел показ фильма "Свободное плавание", который не участвует в конкурсе, но зато его режиссер Борис Хлебников входит в основное жюри. До этого "Свободное плавание" можно было увидеть в конкурсе "Кинотавра", где оно удостоилось приза за режиссуру. В прокат странная картина выйдет в ноябре, до которого не в силах терпеть с рецензией ЛИДИЯ Ъ-МАСЛОВА.
Хочется, чтобы зрители долго мариновались в предвкушении возможности купить билет на "Свободное плавание", которое так же быстро сойдет с экранов наших кинотеатров, как и предыдущий фильм Бориса Хлебникова "Коктебель", снятый им еще в тандеме с Алексеем Попогребским (теперь они разделились, удвоив таким образом количество ни на что не похожих фильмов на квадратный метр нашей приглаженной кинематографической равнины). Живописная наклейка "Свободное плавание" как бы припечатана поверх скромного первоначального названия "Дорожные работы" — оно было сочтено совсем уж прозаическим и неромантичным, хотя именно поэтому оно идеально соответствует фильму как чисто технически, по содержанию, так и философски.
Молодой человек, которого играет в фильме Хлебникова Александр Яценко, на самом деле никуда не плывет, разве что дрейфует по течению жизни, которая в общем-то тоже никуда особо не течет, а больше навевает метафорический образ стоячей воды или тихого омута, где, однако, не водится никаких чертей, даже если достанешь до самого дна. Можно было бы сказать, что по этому самому "дну", в низших социальных слоях как раз и топчется герой "Свободного плавания", если бы предложенная в фильме картина мира хотя бы теоретически предполагала существование относительного "верха". Здесь имеется только понятие "поверхности", предельно конкретное — поверхности дорожного полотна в приволжском городишке, над выравниванием которого трудится герой в составе удивительной бригады: кроме него, безымянного и безропотного, в ней еще двое таких же анонимных носителей функции: человек-пестик и человек-ведро. Человек-ведро насыпает битый кирпич в дорожную прореху, человек-пестик измельчает его кувалдой, а кооптированный в этот слаженный коллектив главный герой уже с абсолютно неразличимой невооруженным глазом целью долбит ломом получившуюся насыпь. Контролирует этот завораживающий, медитативный ритуал человек-прораб, ничего не умеющий делать руками, зато виртуозно владеющий языком: этот невзрачный мужчина в сером костюме, под который поддеты кустарные маечки с нарисованными кистью неизвестного художника физиономиями поп-звезд, склонен описывать монотонный процесс бессмысленного труда в поэтических, образных выражениях, представляющих дорогу как некий живой организм с душой и эмоциями.
В сущности, Борис Хлебников такой же прораб от режиссуры, который ничего вроде бы лично не делает, не придумывает от себя ничего нарочито увлекательного и интересного, а тихо и незаметно "производит работы" по разглядыванию одушевленного нутра в любом неодушевленном предмете, будь то препарированная на части мясорубка, разложенная на газетке, или сломанная табуретка, которую чинит герой у себя дома, поражая зрителя неожиданно прорезавшейся у него способностью и к целесообразным, доступным пониманию действиям, а не только к машинально-сомнамбулическим. В неизменной летаргии, не меняя выражения лица и не ускоряя ритма своих плавных движений, герой, из биографических данных которого известно только то, что он "заяц по гороскопу", перемещается с завода домой, из дома на дискотеку, где партнерши по танцам разного возраста, масти и комплекции, но при этом с трудом отличимые друг от друга, сменяются так же неизбежно, как различные, но по сути одинаково бессодержательные виды деятельности, которые предлагает порхающему с работы на работу "летуну" сотрудница биржи труда, вечно читающая книжку Донцовой. Хлебников своим вниманием к ничего вроде бы не значащим деталям постепенно доводит зрителя до болезненной подозрительности, когда каждая мелочь кажется уликой: почему именно Донцова? Могла быть какая-то другая фамилия на обложке, или в выборе именно этой писательницы, пишущей под разными заголовками примерно одну и ту же книжку, скрывается какой-то намек? У героя "Свободного плавания" все время что-то меняется, но при этом все остается по-прежнему: жизнь как бы протекает, просачивается по каплям сквозь него, ничем не нарушая мертвый штиль его внутреннего состояния. Поэтому идентифицироваться с ним, упрямо и бессмысленно долбящим ломиком свою дорогу,— чистое буддистское наслаждение, погружение в нирвану, не сравнимое с более обыкновенной возможностью представить себя на месте какого-нибудь супергероя, вынужденного все время совершать общественно полезные поступки.