Разрешите обруситься
"Считают варварами или басурманами всех, кто отступает от них в деле веры"
 |
ФОТО: РОСИНФОРМ/РГАКФД  |
"Считают варварами или басурманами всех, кто отступает от них в деле веры"
Иностранцы всегда относились к России с опаской. Для одних она была очень холодной страной, в которой "закутываешься с ног до головы, чтобы не дрожать и не промерзнуть до костей". Других отталкивала "тирания" ее государя и "грубый, бесчувственный и жестокий" народ, который "предается лени и пьянству". Третьи поражались размаху коррупции (см. прошлый номер "Власти")... В XVI веке, вспоминая о путешествиях в далекую Московию, иностранцы писали о "варварском быте" народа и "жалком рабстве этого несчастного государства". Московиты в глазах иностранцев были "лукавы, упрямы, необузданны, недружелюбны, извращены, бесстыдны, склонны ко всему дурному"; они "распростились со всеми добродетелями и скусили голову всякому стыду". Их религия считалась "суеверием и лжеверием", которые "лучше всего согласуются с тираническим образом" их правления.
Русские "поганым" и "нечистым" иностранцам платили той же монетой. Московские люди, писали их европейские современники, "считают варварами или басурманами всех, кто отступает от них в деле веры... и отвращаются от них как от какой-то язвы". На приемах иностранных послов русские князья "всегда имеют пред собою таз с водою, чтобы ею тотчас обмыть руки, как бы оскверненные от прикосновения иностранцев".
Но несмотря на это, среди жителей других государств находилось немало тех, кто по тем или иным причинам хотел переехать в Россию. Долгое время неприязнь, существовавшая между московитами и иноверцами, не оставляла шансов последним стать подданными русского царя. Максимум, на что могли рассчитывать иностранные купцы, ремесленники и мастера,— это на предоставление жилья в гетто — немецкой слободе, обычно располагавшейся за пределами города. Все иностранцы должны были носить особое немецкое платье, чтобы посадские люди и крестьяне сразу могли отличить чужеземца и от греха подальше обойти его стороной. Попытка вступить с иноверцем в более тесное общение рассматривалась как преступление и сулила суровую кару. Впрочем, исправно служивших государству "басурман" могли даже пожаловать поместьями или вотчинами (пока в 1654 году царь Алексей Михайлович не запретил иноверцам владеть землей).
 |
Православие становилось спасательным кругом для многих военнопленных. Тем из них, кому посчастливилось убедить церковников в искренности своих намерений, как правило, прощали все военные преступления, совершенные против царя. Знатным пленникам власть иногда даже делала подарки. Так, в 1583 году казаки взяли в плен Мамет-Кула — сибирского царевича, принимавшего участие в стычках с отрядами Ермака. Мамет-Кула препроводили в Москву, где он был "с великой честью" принят Федором Иоанновичем. После того как царевич принял православие, царь пожаловал его вотчинами.
Крещеные военнопленные часто шли служить в армию. Кому-то даже удавалось сделать карьеру. Одним из первых взятых в плен иностранцев, продвинувшихся на русской службе, был швед Лоренц Биугге. В 70-х годах XVI века во время Ливонской войны он был захвачен войсками Ивана Грозного. Привезенный в Москву, он принял православие, стал Тимофеем Бьюговым и сразу же в звании капитана был взят в армию командовать отрядом из 600 иностранцев. В 1604 году во время боев с Лжедмитрием I отметился тем, что сделал смелую вылазку и поджег неприятельский лагерь. В 1609 году он второй раз изменил своим властям, перейдя к Лжедмитрию II. У самозванца он продвинулся по службе еще дальше: стал одним из воевод в Ярославле, откуда в марте 1609 года был отправлен на на Белоозеро собирать кормовые деньги на ратное дело. Дальнейшая его судьба неизвестна, но вполне можно предположить, что она была печальна.
Военнопленные, принявшие православие, уже не отпускались на родину. Московские цари вообще очень строго следили за тем, чтобы их подданные ни под каким предлогом не перебегали в "иноземные царства". В этом в своих письмах упрекает Ивана Грозного князь Курбский: "Затворил царство Русское, сиречь свободное естество человеческое, аки в адовой твердыне; и кто бы из земли твоей поехал, ты называешь того изменником; а если изымают на пределе, и ты казнишь различными смертьми".
 |
Чтобы стать российским подданным в XVI и XVII веках, иностранцу главное было не принять присягу (на гравюре), а принять православную веру |
В начале XVIII века, после того как Петр I прорубил свое "окно в Европу", отношение ко всему иностранному, как известно, в корне изменилось. В связи с резкими послаблениями в вопросе получения подданства так же резко увеличился и приток иностранцев на русскую службу. Впрочем, само значение подданства осталось неизменным: как и в XVI веке, оно обязывало иностранцев к службе во благо государства, причем не столько военной, купеческой или ремесленной, сколько учебной, земельной и чиновничьей. В "подданство" обычно заманивали высоким жалованьем: нигде в Европе в это время не платили так, как на русской службе. К тому же Петр вернул иноземцам право на владение землей.
Признаком благонадежности иноземца в XVIII веке стало не крещение (свобода совести была дарована иностранцам указом 1702 года), а присяга на вечное подданство российскому государю. Впервые она была зафиксирована законодательно в 1721 году в манифесте, приглашающем пленных шведов ко вступлению в русское подданство: "Я, имя рек, родом из NN, обещает верным, истинным и покорным слугою и подданным быть". 26 лет спустя присягающий на верность должен был произнести куда более длинную речь (присягнуть по "генеральной форме"): "Аз нижепоименованный, бывший подданный, обещаюсь и клянусь Всемогущему Богу, что я Пресветлейшей... Государыне... хочу верным, верным, добрым и послушным рабом и вечно подданным с моею фамилией быть и никуда за границу не отъезжать и в чужестранную службу не вступать".
 |
"Затворил царство Русское, сиречь свободное естество человеческое, аки в адовой твердыне,— писал Андрей Курбский Ивану Грозному (вверху).— И кто бы из земли твоей поехал (слева), ты называешь того изменником" |
Обычно иностранцы отправлялись в Россию по приглашению российских властей. Со временем они начали играть очень большую роль в общественной и политической жизни страны. Они занимали важнейшие посты на государственной и военной службе, возглавляли академии, школы, гимназии. Как писал Ключевский, "немцы посыпались на Россию, точно горох из порванного мешка". Апофеозом засилья иностранцев в России считается правление Анны Иоанновны, при которой всю политику государства фактически решали ее фаворит Эрнст Иоганн Бирон и возглавлявшие Иностранную и Военную коллегии соответственно Бурхард Кристоф Миних и Генрих Иоганн Остерман.
 |
Царь Петр (справа) не просто открыл Россию для иностранцев — он стал открывать Россию вместе с ними (слева — путешественник Николаас Витсен) |
Чтобы остановить демографический спад, правительство не только старалось вернуть беглых, предлагая освободить их на время от податей или переселить на дворцовые земли, но и всячески поощряло колонизацию российских земель иностранными поселенцами — шведами, французами, немцами и т. д. В России колонисты принимали "обыкновенную о подданстве в верности присягу". Причем по сравнению с крестьянами они были в привилегированном положении. Хотя бы потому, что не попадали в крепостную зависимость и освобождались от воинской, дорожной и прочих повинностей. Кроме того, им не надо было заботиться об организации хозяйства — они приезжали в построенные специально для них дома-пятистенки со всеми необходимыми хозяйственными сооружениями.
Колония не была единственным местом, где иностранец, приехавший в Россию в поисках лучшей жизни, мог найти ее. Например, можно было попытаться выйти в люди, служа при дворе. Именно так поступил Ян д`Акоста, португальский еврей, искавший в России убежище от инквизиции. В Петербурге он сумел отличиться на шутовской службе. Ян д`Акоста по прозвищу Самоедский Король развлекал столичный двор на протяжении трех десятилетий, за что был пожалован островом в Финском заливе.
Впрочем, Самоедский Король был из числа немногих авантюристов, сумевших существенно улучшить свою жизнь в России. Но что там говорить об иностранных скитальцах, не имевших ничего за душой, если даже ученым, приехавшим по личному приглашению монарха, в Петербурге не всегда находилось место. Три английских математика, прибывших в Москву по императорскому приглашению, обнаружили, что школа "математических и навигацких, то есть мореходных хитростно искусств учения", в которой они должны были преподавать, еще не открыта и на содержание их пока взять никто не готов. Прошло несколько месяцев, прежде чем школа заработала и математики начали получать свое жалованье. Все это время они были вынуждены жить у своего соотечественника Андрея Кречета, служившего переводчиком в Посольском приказе. Кречет "сподоблял их всякими нуждами, питьем, и людьми, и лошадьми, и прочим, кроме харча и платья".
 |
В отличие от древней Немецкой слободы в Москве (внизу) Английская набережная в Петербурге (вверху) вовсе не производила впечатления гетто |
С распространением "революционной заразы" в Старом Свете власти стали более внимательно следить за тем, кто приезжает в страну. "Окно в Европу" прикрыл Александр I. В 1819 году вышел указ, который фактически прекратил колонизацию России. Выдача иностранцам паспортов на колонистское поселение в России предусматривалась только в исключительных случаях.
Другим своим указом Александр I резко урезал права иностранных торговцев, запретив им вступать в гильдии, а значит, торговать наравне с жителями России, не присягнув на вечное подданство. Получив подданство, иностранный купец уже мог вести свое дело без ограничений, но это не означало, что все будет идти как по маслу. О том, какие трудности подстерегали иностранного купца в России, можно судить по судьбе британца Питера Добеля, который в 1812 году по совету капитана Крузенштерна приехал на Камчатку. Осмотрев места, он пришел к выводу, что здесь можно развернуть масштабный китовый промысел и торговать с соседними странами. Чтобы получить разрешение на организацию дела, Добелю пришлось ехать через всю Россию в Петербург. Судя по его воспоминаниям, в столице от плана остались в восторге. Британцу было пожаловано подданство, за чем последовало зачисление в купцы второй гильдии. На Камчатку Питер (Петр Васильевич) Добель смог вернуться только в 1818 году. Причем, пока он ехал назад, политика в отношении Камчатки сделала крутой поворот: видимо, решив, что разработку камчатских ресурсов можно осуществить и своими силами, Александр I запретил иностранным кораблям приставать в портах Восточной Сибири. План Добеля, таким образом, провалился — ему просто некому было сбывать продукты своего промысла. Единственное, чем он мог заниматься,— это заготовками товаров для казенных судов. В конце концов после нескольких месяцев работы на Камчатке Добель был отправлен на службу в генеральном консульстве на Филиппинских островах.
 |
ФОТО: РОСИНФОРМ/РГАКФД Репатриация армян в СССР остановилась не потому, что в 1948 году потерпел крушение теплоход "Победа", возивший их из Батуми, а потому, что на новой советской родине для них не осталось места |
До 1917 года система получения подданства сохранилась практически в неизменном виде. Перемены были незначительными и касались только отдельных национальных групп. Так, в 1899 году вышел циркуляр департамента полиции, который разрешил бежавшим из Турции армянам селиться в российских губерниях и получать подданство независимо от срока водворения в империи. Представители других групп, наоборот, не могли войти в подданство ни при каких условиях. К таковым, в частности, относились бухарские евреи, переселявшиеся в Туркестанский край. Положение по управлению регионом, вышедшее в конце 1880-х годов, делило евреев на "туземных", проживавших на территории края до российского завоевания, и "иностранцев", появившихся здесь позже. "Туземные" пользовались такими же правами, что и остальное население. "Иностранцы" не могли покупать недвижимость и могли жить только в трех приграничных городах. Кроме того, в течение пяти лет они должны были покинуть империю. Срок выселения несколько раз продлевали. В конце концов в 1910 году евреям разрешили остаться, но проживать им можно было только в шести приграничных городах.
 |
ФОТО: ИТАР-ТАСС В 1937 году испанских детей так радушно приняли в СССР (на фото — встреча испанских пионеров с Валерием Чкаловым), что не хотели отпускать до 1956 года |
Стать гражданином СССР иностранцу поначалу было гораздо проще, чем войти в подданство Российской империи в последние годы ее существования. Главным признаком надежности кандидата считалось его рабоче-крестьянское происхождение. Советские власти охотно, "без всяких затруднительных формальностей" принимали иностранцев, "проживающих в РСФСР для трудовых занятий" и "принадлежащих к рабочему классу или к не пользующемуся чужим трудом крестьянству", как это было прописано в Конституции 1918 года. Натурализация шла довольно бойко. К примеру, горисполком Саратова в 1918 году за восемь месяцев сделал гражданами СССР 297 иностранцев.
По мере развития советской системы управления темпы приема в гражданство замедлялись, а иммиграция становилась делом все большей государственной важности. В Конституции СССР 1924 года право натурализации было перенесено под юрисдикцию ЦИКов союзных республик. К 1930 году все вопросы, связанные с гражданством, находились уже исключительно в ведении президиума ЦИКа СССР. Каждое дело было на контроле в нескольких наркоматах и ОГПУ.
Формально на протяжении 1920-х годов иностранцы, желавшие стать гражданами СССР, имели примерно такие же возможности для этого, как и в 1918 году. Во всяком случае, в декрете 1927 года говорилось, что "все прибывшие в СССР в порядке сельскохозяйственной и промышленной иммиграции, реэмигранты из Америки должны административными органами рассматриваться как советские граждане, каковые документы им надлежит выдать". Но воспользоваться этим законом зарубежным фермерам с каждым годом было все сложнее. Сельскохозяйственная иммиграция, и так довольно слабая, к концу 1920-х прекратилась вовсе. Внедрение западными земледельцами фермерских хозяйств в корне расходилось с политикой коллективизации. Сильно уменьшился приток промышленных специалистов, хотя они и должны были в значительной степени обеспечить индустриализацию страны.
Как и во времена Ивана Грозного, обратной дороги у людей, поменявших гражданство, уже не было. Долгое время не существовало даже декрета, предусматривающего выход из российского (с 1924 года — советского) гражданства. Исключение делалось только для оптантов — уроженцев территорий, отошедших от России к Литве, Латвии, Польше, Эстонии, но проживающих в РСФСР и УССР. Но и для них существовало серьезное препятствие: правом оптации нужно было успеть воспользоваться для Эстонии до 1921 года, для Латвии — до 1922-го, для Литвы и Польши — до 1923-го. Из-за бюрократических проволочек многие просто не успевали оформить документы.
Но даже когда президиум ЦИКа начал рассматривать вопросы о выходе из гражданства, шансы на успех для иностранца, желающего вернуть себе прежнее гражданство, были невелики. В 1930-х годах куда больше была вероятность того, что его объявят вредителем или шпионом и отправят в лагеря.
В этом отношении показательна судьба итальянцев, приехавших в СССР в 1920-х годах. Одни ехали на Восток, спасаясь от фашистского преследования, другие горели желанием принять участие в строительстве социалистического общества, третьих гнал мировой экономический кризис. Вернуться на родину удалось только единицам. В 1930-х годах было репрессировано более тысячи итальянцев. Обычно они обвинялись в контрреволюционном шпионаже. Именно по такой статье в 1937-м проходил режиссер Джино де Марки, близкий друг одного из основателей итальянского коммунистического движения Антонио Грамши. Он приехал в СССР в 1921 году, работал на "Мосфильме". Гражданство принял, женившись на советской девушке. Знакомство с Грамши не спасло де Марки от расправы: в 1938 году он был расстрелян. Другой итальянец, повар Бертаццони, был репрессирован за приготовление сыра горгонцола с плесенью. Его обвинили в попытке отравить советских граждан.
Во второй половине 1930-х поток идеалистов, искавших в СССР лучшей жизни, почти иссяк. В мире уже знали, какая участь может постигнуть иностранцев в Стране Советов. Если и ехали, то от полной безысходности. Так, в 1937 году из Испании, где в то время шла гражданская война, в СССР были отправлены тысячи детей. После войны советские власти не стали возвращать их на родину, мотивируя это тем, что в Испании господствует фашистский режим. Испанцы росли в детских домах, лагерях. Во время войны те, кто постарше, ушли на фронт, остальные работали на заводах. Отпускать "испанских детей" домой советское правительство начало только в 1956 году. Но границу открывали далеко не для всех. Невыездными оказывались те, кому удалось устроиться в советском обществе: окончить институт, получить работу, вступить в КПСС. Прошедший такой путь Альфонсо Гонсалес смог уехать только в 1986 году, хотя его возвращения лично требовал испанский король.
Еще одна крупная волна эмиграции в СССР — армянская — произошла вскоре после войны (см. "Власть" #15 за 2005 год). У нее была конкретная политическая цель. Москва собиралась присоединить к СССР армянские территории, отошедшие Турции после революции 1921 года. На международной конференции в Потсдаме в 1945 году Молотов мотивировал это тем, что, лишившись своих земель, "армяне в Советском Союзе чувствуют себя обиженными". Новые земли нужно было кем-то заселять, и в 1946 году СНК СССР принял решение "О мероприятиях по вопросу возвращения зарубежных армян в Советскую Армению". О своем желании вернуться заявило более 350 тыс. армян из 12 стран. Но в 1948 году репатриация была остановлена: вернуть отошедшие к Турции территории так и не удалось, а на приехавших армян уже не хватало жилья и работы.
Если к рядовым эмигрантам советские власти в разное время относились по-разному, то когда речь шла о заметных фигурах или видных коммунистах, у них проблем ни с получением гражданства, ни с обустройством в СССР обычно не возникало. В 1934 году гражданство получил болгарский коммунист Георгий Димитров. Он руководил Коминтерном с 1935 года вплоть до его роспуска в 1943 году. Гражданство также получил сбежавший из Японии во время войны коммунист Муцуо Хакамада, отец Ирины Хакамады. В СССР он работал политруком среди военнопленных, которые, по словам его сына Сигеки, называли его "сибирский император".
Неоднозначность в политике предоставления гражданства иностранцам и их обустройстве сохранялась вплоть до развала СССР. Охотно его давали только людям, которые могли оказаться полезными власти, например шпионам. После войны приют в СССР нашли несколько бывших сотрудников спецслужб США: шифровальщики Бернор Митчел и Уильям Мартин, агенты Виктор Гамильтон, Эдвард Ли Ховард... В 1963 году получил советское гражданство англичанин Ким Филби из "кембриджской четверки", завербованный спецслужбами СССР еще в 1929 году (см. "Власть" #34 за 2000 год).
На радушный прием в Советском Союзе по-прежнему могли рассчитывать и перебежчики, ехавшие по идейным соображениям. Таких, правда, были единицы. Одним из последних идейных эмигрантов стал американский врач Арнольд Локшин, который в 1986 году вместе с женой попросил в СССР политического убежища. По его словам, спецслужбы США завербовали всех его родственников и знакомых для слежки за ним, на их адрес приходили письма с угрозами. Личность Локшина открывала перед пропагандистской машиной СССР широчайшие возможности, и она не преминула ими воспользоваться. Чета Локшиных дала несколько пресс-конференций, в которых изобличала американские спецслужбы в политических преследованиях. В 1989 году вышла книга Локшиных "Безмолвный террор: История политического преследования семьи в Соединенных Штатах". Кульминацией стали телемосты СССР--США, которые вели Фил Донахью и Владимир Познер. На них Арнольд Локшин, как говорят, с пеной у рта доказывал преимущества советской власти.
Советское гражданство Локшиным дать не успели. В статусе политэмигранта он оставался до 1992 года, пока Борис Ельцин не предоставил ему российское гражданство. В России он некоторое время заведовал лабораторией Института экспериментальной диагностики и терапии опухолей. Затем, по одной из версий, вернулся в США, по другой — уехал в Северную Корею, а затем на Кубу.
ПРИ СОДЕЙСТВИИ ИЗДАТЕЛЬСТВА ВАГРИУС "ВЛАСТЬ" ПРЕДСТАВЛЯЕТ СЕРИЮ ИСТОРИЧЕСКИХ МАТЕРИАЛОВ В РУБРИКЕ АРХИВ
 |
ФОТО: FP/ROGER-VIOLLET Приехав в 1721 году в Россию, уроженец Германии Бурхард Кристоф фон Миних обязался перед Петром I прослужить военным инженером только шесть лет. Но его российская карьера затянулась почти на полвека, включив девятилетний период командования армией страны в звании генерал-фельдмаршала и 20 лет ссылки |
 |
Сын пастора из Вестфалии Генрих Иоганн Фридрих Остерман, называвшийся в России Андреем Ивановичем, дослужился из переводчиков до должности первого кабинет-министра. Глава внешнеполитического и военно-морского ведомств в правление Анны Иоанновны, после воцарения Елизаветы Петровны он был сослан и скончался в Тобольской губернии |
 |
Несмотря на почти 60-летнюю работу в России, портретов неутомимого исследователя русской истории Герарда Фридриха (Федора Ивановича) Миллера не сохранилось — только литографированный профиль |
 |
Уроженец Мартиники и французский моряк Жан Батист Прево де Сансак де Траверсе назывался в России Иваном Ивановичем. Служа России при четырех царях, более 18 лет он возглавлял российское Военно-морское министерство, в том числе в период войн с Наполеоном |
 |
ФОТО: ИТАР-ТАСС Автор лозунга "Лучше умереть стоя, чем жить на коленях", лидер испанской компартии Долорес Ибаррури около десяти лет прожила гражданкой СССР, но после смерти диктатора Испании Франсиско Франко вернулась в свою страну и стала депутатом парламента королевства |
 |
Агент НКВД испанец Рамон Меркадер дель Рио за убийство политэмигранта Льва Троцкого получил в Мексике 20 лет тюрьмы, а в СССР — звание Героя Советского Союза. Заслуженный ликвидатор погребен на Кунцевском кладбище в Москве под именем Рамон Иванович Лопес |
 |
ФОТО: ИТАР-ТАСС Турецкий писатель-коммунист Назым Хикмет на родине провел 17 лет в тюрьмах. Бежав в СССР, он получил советское гражданство, стал членом Союза писателей СССР и непременным членом Всемирного совета мира. К любому, даже незнакомому собеседнику в СССР Хикмет всегда обращался словами: "Слушай, брат..." |
 |
Служа в британской разведке, Гарольд Адриан Рассел Ким Филби почти 30 лет тайно работал на разведку советскую. Бежав от угрозы провала в СССР и сменив гражданство, еще четверть века учил секретам шпионажа бывших коллег действующего президента России |