претенциозность
В галерее "РА" открылась выставка Богдана Звира "Идущий по лезвию реальности". К реальности, впрочем, работы санкт-петербургского фотохудожника имеют весьма опосредованное отношение.
Искушенного завсегдатая вернисажей должна бы уже насторожить рекламная аннотация к выставке. В ней Богдана Звира рекомендуют как человека, который "нашел способ проникать с фотоаппаратом себе в голову, в гущу мозговой массы и тихонько снимать туманящиеся там миры, населенные чудовищами и воплотившиеся в человеческие формы всевозможные тайные и явные желания, тревоги, мечты". Дело не в кудрявой, полуграмотной стилистике этого утверждения и даже не в ассоциациях с трепанацией черепа, которое оно вызывает. Смущает, главным образом, его кичливая претенциозность. Славу художникам сегодня приходится по большей части приманивать всевозможными публичными действиями и заявлениями, шумными криками и телодвижениями. Богдан Звир избрал для себя потрепанную, но все же до сих пор не разлезшуюся по швам маску "странного, загадочного творца". Он создает философические художественные композиции, нередко сопровождая их ложно многозначительными текстами собственного же изготовления.
Изображение, таким образом, начинает как бы иллюстрировать некое отвлеченное понятие. Вот, скажем, композиция "Хвост". Перед нами голая женщина с кошкой на руках. Взгляд у животного чуточку затравленный. В общем, понятна и причина испуга: "мастер художественной и экспериментальной фотографии", как аттестует себя сам Богдан Звир, нарастил с помощью программы Photoshop существу гигантский хвост, плотно обвивший тело отрешенной героини. Из пояснения мы узнаем, что этот хвост — не "цепочка взаимосвязанных хрящевинных позвонков, а невидимая удавка, которая, обвиваясь вокруг нашего ментала, предопределяет уготованное место на витке адовой спирали". Или, например, все та же модель и в том же виде оседлала красный шар, опершись игривой ногой на другой. Автор тут же комментирует, что "ФОРТУНА может нежиться верхом на ИЗОБИЛИИ, опираясь холеными пяточками на СЛАВУ". Ясности это объяснение в общем-то не прибавляет.
По технике исполнения большинство работ Богдана Звира напоминают популярную "Частную коллекцию" Екатерины Рождественской. Исходное фотоизображение, напечатанное на холсте, становится как бы картиной. Госпожа Рождественская, как известно, декорирует всевозможных светских персонажей под героев шедевров классической живописи, низводя эти шедевры до уровня глянцевого китча. Богдан Звир не столь прямолинеен, хотя классическим наследием пользуется без зазрения совести, предпочитая, впрочем, не указывать источники. Но его "Человек-ворон" и "Молчание" очевидно порождены людьми-гибридами Макса Эрнста. "Свеча" является калькой с автопортрета Фриды Кало, а "Путь", где все та же равнодушная модель шествует по снежной равнине, усеянной мужскими головами, явно освещают тени старшего и младшего Брейгелей и примкнувшего к ним Босха. Да и сопровождающие работы комментарии, несмотря на их зачастую графоманский характер, тоже усердно тянутся к известным образцам — от философских раздумий Рембо и Бонавентуры до лирических миниатюр Феликса Кривина.
Значительно более эффектным и убедительным оказывается Богдан Звир, когда, без претензий на состязание с живописцами, обращается к сырой и печальной фактуре Санкт-Петербурга. Композиции не становятся менее манерными, но их нарочитость нейтрализует завораживающая подлинность пустынных дворов-колодцев, оставленных домов, зияющих проемами выбитых окон, обезлюдевших коммунальных коридоров, облупленных, потрескавшихся стен. Возле одной из них стоит поломанная скамейка. А рядом, среди нанесенного людьми и ветром мусора, кот. С нормальным хвостом. Чтобы художественная реальность окончательно победила на этом снимке китч, следовало бы с помощью Photoshopа прибрать из нее "загадочную" модель. Жаль, что Богдан Звир использует эту программу для других целей.