Андрей Баталов, профессор, доктор искусствоведения
Не внедрение в природу, а существование в природе
— Расскажите о концепции проекта "Курорт Пирогово"
— Начну с экскурса в историю: к началу двадцатого века дачное строительство в России было уже настолько осознано как самостоятельное явление, что стали возникать дачные товарищества. А они стали создавать концептуальные проекты — "идеальные" дачные поселки. Скажем, таким "образцовым" дачным проектом было Лианозово. Идея таких поселков была очень простой: при внедрении в природу создать некий космос, некое упорядоченное пространство, которое не будет разрушать окружающую среду. И вот эта традиционная для русского дачного строительства идея до какой-то степени возрождается в Пирогове. Но с одним важным дополнением: здесь отсутствует обычно присущая дачным местам однородность архитектурной стилистики. Организаторы этого проекта ввели в эту среду многих архитекторов, подчинив их единому замыслу — идеально вписаться в природу. Здесь совершенно иной, нежели в современном дачном строительстве, подход — я бы назвал его японским,— равновесия между природой и архитектурой.
Возможно, "японскость" подхода имеет отношение к тому, что многие архитекторы, участвующие в проекте, например Александр Бродский,— так называемые "архитекторы-бумажники". Конечно, они давно уже перестали быть "бумажниками" — это ведь течение, которое возникло в тот период, когда все строительство было государственным и этим молодым людям ничего ни оставалось, кроме как участвовать в конкурсах. Они участвовали в японских. Причем японскими эти конкурсы были не только географически. Сама концепция, которая была в них заложена, была абсолютно японская — культурно и ментально. Там требовалось то же, что и в японской поэзии. Чистота образа. Отношение к природе как к главному носителю смысла. По-моему, так эти архитекторы и относятся сегодня к пространству Пирогова. И это не утопия — строятся ведь совсем не утопические дома. Строится дом, который не подавляет всю окружающую среду, а при необходимости его вполне может взять и перенести на другое место или вообще поднять на воздух, и он будет там парить.
— А нет, кстати, опасности, что домики на Завидкином мысу действительно придется подвешивать в воздухе? Ведь они находятся в водоохранной зоне.
— Близость построек к воде могла бы вызывать беспокойство, если бы не специальное отношение к этой проблеме заказчика и архитекторов. Эти сооружения — домики яхтсменов — построены так, что они ни в коей мере не нарушают экологию. Ни с эстетической точки зрения, ни с природоохранной — для этого разработаны специальные технологические решения. Повторюсь, здесь царят японские принципы отношения к природе. Практически молитвенные.
— Интересно, много ли найдется людей, готовых разделить эти принципы?
— Знаете, клубная традиция, а Пирогово — именно клуб, начала складываться под влиянием английских клубов. Клуб подразумевает определенное отсечение воли вступающего. Вступающий в клуб пользуется репутацией клуба, он пользуется имиджем клуба, он, наконец, пользуется клубными помещениями. Но за это он берет на себя определенные обязательства, он должен следовать установленному этическому стандарту. В случае Пирогова этика напрямую связана с эстетикой. Члены клуба — те, кто будет строить там дома,— смогут пригласить только особо рекомендованных архитекторов. А эти архитекторы должны будут руководствоваться теми ограничениями, тем регламентом, который разработал Евгений Викторович Асс. В этот клуб вступают только те, кто может это оценить. Кто мирится с определенными ограничениями потому, что они разделяют не внедрение в природу, а существование в природе. Надо знать и чувствовать ценность природы и ценность искусства. Я, кстати, имею в виду и ценность практическую: настоящие капиталовложения — это то, что вкладывается в вечные ценности. Например, в природу. В природу, а не в голую выжженную землю. Есть избитая фраза, что английский газон делается двести лет. Но ведь и русский лес тоже растет не одно десятилетие. Настоящая ценность — чистая вода, чистый берег, сохранивший песчаные отмели, столетние сосны. Заплаченные за них деньги всегда возвращаются владельцу. А что до домов, до архитектуры — архитектура, созданная прославленным мастером, в нормальном капиталистическом обществе всегда представляет собой исключительную ценность. И члены пироговского клуба понимают, что дом, построенный, например, Бродским, или Уткиным, или Кузенбаевым, или Евгением Ассом, представляет собой и эстетическую, и финансовую ценность.
Александр Бродский, архитектор
Баланс между "странностью" архитектуры и возможностями людей ее потреблять"
С Клязьминским водохранилищем, с Пироговом связано несколько лет моей жизни, я наблюдал, как оно развивается. Можно сказать, я в этом участвовал — в Пирогове есть вещи, которые я делал "для себя", то есть для фестиваля "Арт-Клязьма", и вещи, которые делались по заказу. Понятно, что степень свободы, которая у меня была при осуществлении этих проектов, разная. В отличие от первых, вторые приходилось согласовывать с заказчиком. Но я не могу назвать это согласование тяжелым и мучительным процессом.
Сначала мы построили баню. Такую расширенную баню с гостиной и бильярдом, потом мы построили коттедж в лесу — он сдается в аренду. Потом еще один жилой дом, скорее домик — в ряду других таких домиков для яхтсменов, на косе, прямо у воды. Еще мы построили летнее кафе на пляже, но оно уже демонтировано, потому что не вписалось в генплан развития территории. Только в этом нет ничего трагического — такие объекты нельзя рассматривать как постройки на века. Может, я отношусь к этому так легко из-за своего "бумажного" опыта — тогда я создавал проекты, которые даже и не предполагались к реализации. Кстати, какие-то из идей, которые волновали меня тогда, оказались так или иначе воплощены здесь, на Клязьме. Я имею в виду не конкретные конструкции, а понимание эстетики.
Мне лично нравится, как выглядит Пирогово,— там, как представляется, найден баланс между "странностью" архитектуры и возможностями людей, специально не подготовленных ее понимать и потреблять. Ну и, конечно, мне нравится, как в Пирогове относятся к природе — бережно. Ее, скажем так, все время имеют в виду. И когда строят дома, и когда прокладывают дорожки. Правда, это не значит, что природа остается там в первозданном виде. За то время, что я наблюдаю это место, ландшафт изменился — появились поля для гольфа, осененные русскими березками. Что забавно. Конечно, когда пришел аккуратно выбритый газон, ушла, так сказать, русская природа в чистом виде. Но все выглядит вполне симпатично.
Упомянутые березки придают этой местности национальный колорит. Потому что в самой застройке национальных черт нет. Это просто современная архитектура. Интересная современная архитектура. Но вообще вопрос о национальных признаках современной архитектуры — вопрос сложный. Эти постройки несут скорее личные черты. Личные черты архитекторов, которые их построили. Так что это не только собрание архитектурных идей — это собрание характеров.
Тотан Кузембаев, архитектор
"Воспитание нового вкуса"
Пирогово — уникальный проект, потому что там медленно, но верно происходит воспитание нового вкуса. Ведь наши люди, они как? — они не хотят дом "такой же, как на Рублевке". А тут они видят, что можно по-другому. Причем у нас. Потому что раньше, когда я предлагал людям проекты, сходные с пироговскими, мне говорили: "Ну, такое возможно только за рубежом — у нас так строить не умеют", а теперь приезжают, смотрят и говорят: "Да, теперь верим, что и у нас так можно". Тут недавно в Пирогово приезжал один человек — он строится на Рублевке. Теперь звонит: "Я что-нибудь такое же хочу". И даже были просьбы о реконструкции уже построенных на Рублевке кирпичных домов вот в таком вот "новом" стиле. Но такие просьбы чаще всего неисполнимы.
Сначала все, конечно, западают на домики яхтсменов, построенные на мысу. Это ведь такие неприкрытые понты. Соревнование кто круче. Это игра — и для архитекторов, и для жильцов. Там в каждом домике есть своя фишка. Большие дома в лесу куда более приспособлены для жизни.
Когда мы строили два первых жилых дома на территории Пирогова, регламент еще не был разработан. Но уже тогда запрещалось выкопать хотя бы одно лишнее дерево или хоть как-нибудь изменить ландшафт. Но все-таки это была почти полная свобода. Но тут есть вот какой момент — от полной свободы архитектору всегда как-то не по себе. Всегда нужны какие-то ограничения — чтобы было с чем бороться. Часто именно наличие ограничений и поиски путей, дающих возможность их преодолеть, и ложатся в основу идеи постройки.
Сейчас мы строим дом уже в соответствии с регламентом. Но ведь существуют два регламента: один для построек на мысу — очень жесткий, он описывает все до мелочей, форму участка, площадь, высоту дома, все возможные отступы и выступы. А что касается коттеджей не территории, там просто задается площадь и высота. Соответственно, в смысле этих коттеджей и заказчик, и архитектор чувствуют себя более свободно.
То, как окончательно выглядят дома, зависит не только от архитектора, но и от заказчика. Конечно, бывают редкие заказчики, которые говорят: "Делай что хочешь, я тебе доверяю", именно так мы и построили в Пирогово наш первый большой коттедж. А вот хозяин другого оказался куда более консервативным — он остался верен своим представлениям о том, каким дом должен быть. Он хотел классический дом. Со скатной крышей, с кокошниками и так далее. Мы долго с ним боролись. Так что то, что получилось в итоге,— это компромисс. И с нашей, и с его стороны.
Кирилл Александров, скульптор
"Пространство, где возможно искусство"
Для пироговского причала я сделал кнехты — это такие, скажем, столбики для швартовки яхт и колонки для того, чтобы эти яхты заправлять. То есть вещи вполне функциональные. При этом у меня была возможность создать арт-объекты, потому что — и этот факт я нахожу исключительно привлекательным — заказчик относится к пространству Пирогова как к пространству, где возможно искусство. Соответственно, когда я работал над этими предметами, я мог наслаждаться почти полной свободой. Я понимал, что и я сам, и заказчик хотим примерно одного и того же — чтобы на этом месте возникло что-то занятное. И мне кажется, эта затея удалась. Кнехты, например, вышли неоднозначными. Я слышал множество мнений относительно того, на что они похожи: кто-то говорит — на женскую попку, кто-то — на окончание куриной косточки. А я шел от функциональности. Форма у них такая, потому что она удобна для швартовки. Это доведенная до некоего идеала форма таких кнехтов, которые продаются в магазине. А колонками я доволен, потому что мне удалось простыми средствами добиться того, чтобы они были разными. Они состоят из стандартных, одинаковых деталей, но при этом скручиваются по-разному. Мне иногда говорят, что они вышли похожими на щупальца каких-то огромных подводных животных. Что ж, я не возражаю.
Я думаю, что в случае Пирогова заказчик уникален в том смысле, что он, с одной стороны, доверяет художнику, а с другой — обладает воображением. Он понимает, о чем идет речь практически с полуслова, с ничтожного рисуночка, нацарапанного на клочке бумаги. Но главное в нем то, что, в отличие от большинства сегодняшних заказчиков подобных проектов, он не является рабом какого-нибудь определенного, раз и навсегда выбранного им или его советчиками стиля. В Пирогове присутствует доверие к художникам и архитекторам, к их мыслям, идеям, выбору. Поэтому для художников и архитекторов оказывается возможным сделать что-то по-настоящему свое, свое и поэтому интересное. Ну, например, в таких условиях можно создавать новую для России садово-парковую скульптуру, принципиально отличающуюся и от девушки с веслом, и от работ Церетели.
В Пирогово вложено много денег, но там нет откровенной роскоши. Если его и можно назвать роскошным, так только за счет авторов, которые там работают. Это место интересное и при этом сдержанное, простое — так и было задумано. А выглядит это хорошо за счет того, что там мысли много.