Эпатажная Америка

арт-хаус

В прокат выходит новый фильм скандально известного американского режиссера Тода Солонца. Он называется "Перевертыши", и в нем по традиции в огромном количестве встречаются самые разные герои — странные, порочные, сумасшедшие и малоприятные.

Новый фильм Тода Солонца, как и другие, сделанные этим режиссером, можно много в чем упрекнуть, но только не в том, что они скучны. Видимо, за исключением первой картины с симптоматичным названием "Страх, тревога и депрессия". Тод Солонц, которому родители прочили будущее раввина, дебютировал этой комедией, осознал ее полный провал и пошел преподавать английский язык иммигрантам из России. "Кукольный дом" вернул его в кино, принес первые награды и стал фестивальным хитом, за ним последовали еще более успешное "Счастье" и "Сказочник".

"Перевертыши" — прямое продолжение "Кукольного дома". В первом фильме Дон Уинер, очкастая девица 12 лет с фигурой сардельки, страдает от учителей, одноклассников, братьев и сестер, а также от объекта своей первой любви. В "Перевертышах" ее ровесница еврейка Авива Виктор, такая же толстая и некрасивая, боится повторить судьбу соседки — покончившей с собой Дон. Спасением от самоубийства становится для Авивы беременность. Это — первый перевертыш в структуре картины, где смерть влечет за собой рождение. Или — перерождение.

Авива на протяжении фильма радикально меняет не только свою внешность, но и этнический тип: героиню играют сразу семь исполнительниц, включая необъятных размеров негритянку и худую, ядовитую, рано постаревшую Дженнифер Джейсон Ли. Плюс одна из этих семи оказывается мальчишкой. В фильме собираются вместе все основные темы Тода Солонца. С одной стороны — это адаптация классических сюжетов Вуди Аллена к реальностям политкорректной Америки, в которой как плата за всеобщую терпимость разрушилась последняя из опор корневого мифа: семья.

Но, в отличие от урбанистичного Аллена, чей земной рай и ад располагаются на фаллическом Манхэттене, Тод Солонц — дитя двухэтажных субурбий, плоских окраин, пригородов. Это сразу влечет за собой тему этнической пестроты, а еврейская оптика режиссера позволяет увидеть Америку — современный мультикультурный Вавилон — в библейской перспективе. Но "Перевертыши" представляют собой современный парафраз "Алисы в Стране чудес" с юной героиней, оказывающейся в мире монстров и безумцев, педофилов, фанатичных борцов с абортами и так далее и тому подобное. В результате жанровых мутаций психологический реалист Солонц оказывается в совершенно другой нише — одновременно более маргинальной и более глобальной. Его притчи все дальше уходят от канонов гуманистического подросткового фильма (советский аналог — "Чучело") в сторону фантастического гротеска.

АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ

— Почти во всех своих картинах вы рассказываете о семейных драмах, отчуждении между детьми и родителями. В этом есть что-то личное?

— Да нет, личное вряд ли, в моей семье ничего такого уж особенного не происходило, она из тех, что называют благополучными. Но вообще говоря, семья вырождается. Люди без аппетита обедают, с тоской ходят на работу, готовы убить себя. Произошла какая-то дисфункция, возник моральный вакуум. Хорошая идея, чтобы у каждого ребенка было двое родителей, но получается иначе.

— Я жил в пригороде, там все перед глазами, весь этот мир двухэтажных домиков с участками. В эти двери и окна не надо даже заглядывать, достаточно иметь воображение. Плюс общение с одноклассниками: уже тогда я стал свидетелем кошмаров и депрессий. Да я и сам хорошо понимал, что такое одиночество: у меня не было ни сестер, ни братьев. Не обязательно даже перешагнуть рубеж 18 лет, чтобы познать жизнь с ее самыми мрачными моментами. Потом все повторяется, в сущности, ты уже не открываешь ничего нового.

— Но вы не утратили чувства юмора. И недаром назвали один из своих фильмов "Счастье". Похоже, счастье есть?

— Моим героям мир часто кажется трагичным, но они способны и улыбнуться, посмеяться над собой. Только так можно повзрослеть и смириться с жизнью. Я с теми, кто готов смеяться вместо того, чтобы плакать, и знаю, что среди зрителей таких людей достаточно много. На определенном уровне мои фильмы — комедии, только это комедии деградации.

— Еще одна проблема, которую вы постоянно затрагиваете,— мультикультурность и расизм.

— Я не хотел заниматься этим специально. До сих пор нет ответа, должны ли люди смотреть друг на друга с точки зрения расы. Но ясно другое: что не должно быть коммерческой эксплуатации расового мотива, в том числе и в кино.

— По-английски mum и dad — слова-палиндромы, перевертыши. Отсюда все и пошло. Вообще, когда начинаешь писать сценарий, в какой-то момент замечаешь, что не ты выбираешь историю, а, скорее, она выбирает тебя.

— Каковы ваши отношения с бизнесом? Другими словами, какими бюджетами вы оперируете в своих фильмах?

— "Кукольный дом" и "Счастье" стоили около одного или двух миллионов. Самым дорогим был "Сказочник" — около семи миллионов, это, по сути, уже студийный фильм.

— У вас не было желания продолжить работать с большими студиями и проектами? Или, отказавшись от своего правила, взяться не за свой, а за чужой сценарий?

— У меня много желаний, но проблема в том, что мои сценарии всегда почему-то побеждают.

— У кого из режиссеров вы учились — прямо или косвенно? Как овладели профессией?

— Моих учителей вы все равно не знаете, они не слишком-то известны. В Америке в киношколах учат не так, как в Европе. У нас не говорили о творчестве и только задавали вопросы типа "За сколько можно арендовать эту съемочную площадку?", "Почем этот штатив для лампы?". Режиссеры? Их много, если начну всех перечислять... Бергман, Трюффо, Тарковский. Но я узнал их, когда уже повзрослел и сформировался. Америка — страна, где нет большого международного проката, и мы немного невежественны. Я вырос в пригороде, не забывайте, а там в кино не ходят, зато часами просиживают перед телевизором. Вот это оказало на меня реальное влияние.

— Для других я стараюсь быть дружелюбным и приятным. А внутри? Если проснулся утром, это уже удача.