живопись
В столичной галерее "Триптих" киевлянин Борис Егиазарян отметил свое пятидесятилетие выставкой "Ноев ковчег", составленной из работ разных лет. В итоговой экспозиции юбиляру удалось объединить все: сюжеты Ветхого и Нового Заветов, художественный примитив и богословские тонкости, традиционную живопись и экспериментальные коллажи 80-х годов.
У Бориса Егиазаряна выдалось урожайное лето: две персональных выставки за неполные два месяца (предыдущим был проект "Запах хлеба" в галерее "Совиарт"; см. Ъ от 23 мая) по галерейным меркам вполне тянут на рекорд. Или как минимум обозначают рубеж, который человек менее скромный, чем создатель "Ноева ковчега", обязательно назвал бы символичным.
К такому рубежу Борис Егиазарян как раз и приблизился. В этом году у художника сразу две важные даты — собственное пятидесятилетие плюс двадцать лет со дня переезда в Киев после учебы в Санкт-Петербурге и нескольких лет работы в Ереване. Ничего удивительного, что итоговую выставку юбиляр решил посвятить Киеву. Точнее, будущим киевлянам, которые пока мирно бултыхаются в огромных животах своих мам. Кстати, и летнюю пору Борис Егиазарян любит именно за это: когда скинуты пальто и куртки, кажется, что беременных на улицах гораздо больше, чем зимой. Художникам, изображающим младенцев, хочется верить во много раз сильнее, чем унылой демографической статистике с ее мрачными предсказаниями.
Правда, младенцев на картинах Бориса Егиазаряна увидишь редко. Он вообще редко изображает реальных людей: за любым силуэтом или сюжетной сценкой на его картинах, как правило, стоит узнаваемый библейский сюжет. Чаще всего это благовещение или путешествие Святого Семейства — главные вехи, которые для художника означают чуть ли не всю мировую историю. Сначала жизнь чудесным образом зарождается, а потом все усилия взрослого мира должны быть направлены на то, чтобы ее спасти. И, конечно, любой транспорт для этого пригодится: кому-то выпадет навьючивать осла, а кто-то станет строителем ковчега.
Само по себе объединение двух эпизодов о спасении семьи из Ветхого и Нового Заветов уже нетривиально. Но Борис Егиазарян идет дальше. Ковчег, приставший к земле на его родине, у подножия Арарата, он изображает и как корабль, и как дом или даже целый город. Причем спасаются в этом городе-корабле не только люди и животные, но и краски — на работах пятнадцатилетней давности (некоторые из них тоже вошли в итоговую экспозицию) спасительный ковчег выглядел, как лоскутное одеяло, принявшее форму лодочки или терема. Аналогия вполне прозрачна: пока корабль заселяли его обитатели, самый первый в мире художник старательно расписывал палубу и борта, чтобы ни одна краска, ни один оттенок не пропали.
В последние годы Борис Егиазарян все свои дома делает похожими на этот ковчег — они такие же пестрые, как маленький кораблик на старых рисунках. Из чего наверняка следует, что спасаться лучше всего вместе. Скажем, так, как это делают в Киеве, где и говорят на разных языках, и молятся в разных храмах, и страдают вместе от общих напастей. Что речь идет о Киеве, а не о городе вообще, становится ясным благодаря ключевой картине новой экспозиции — "Комета над Киевом". Чем страшна комета или любое другое бедствие, эта работа тоже объясняет лучше других: не мощью, не ослепительным светом, а всего-навсего удручающей одноцветностью. Которая на языке Бориса Егиазаряна и означает смерть.
Сам художник в новой экспозиции тоже оказывается собирателем: выставляет картины, созданные в разные годы, демонстрирует чуть ли не все техники, в которых успел поработать за тридцать лет,— от коллажей и графики до классической живописи. Самое удивительное, что за все это время он никогда не противоречил себе, не боролся с собственными штампами, не изменял излюбленным сюжетам. А главное, сумел остаться при этом еще и не скучным.