выставка графика
В Научно-исследовательском музее Российской академии художеств в Петербурге открылась выставка "Рисунки Жан-Батиста Греза". Около 30 листов из фондов музея далеко не исчерпывают, но вполне адекватно отражают многие стороны творчества любимца Екатерины Великой, Дидро, братьев Гонкур и немыслимого количества сентиментальных барышень XVIII-XIX веков. Рассказывает КИРА Ъ-ДОЛИНИНА.
Жан-Батист Грез — имя в истории европейского искусства несравненное. В прямом смысле этого слова: сравнивать его с кем-то смысла не имеет. Это настоящий художественный феномен. Рожденный в Бургундии в 1725-м, он учился в Лионе, потом в Парижской академии, к 30 годам получил в академии звание "причисленного", пансион в Италии, а в 1769-м стал членом Королевской академии живописи и скульптуры со званием "художник жанра". Вроде бы ничего особенного — "жанристов" в предреволюционной Франции было пруд пруди, многие писали хорошо, а многие так просто гениально. Грез к последним явно не относился — Ватто, Буше, Фрагонар или наиболее из всех французских гениев века Просвещения близкий к нашему герою по времени и художественным симпатиям Шарден делали свою живопись из другого теста. Из теста "живописности". Грез же предпочитал всем краскам мира идею. И в этом смысле, если он кому-то и близок, то скорее концептуалистам, чем современникам-неоклассицистам.
Художник холодный и рассудочный, Грез тем не менее чувства в зрителях вызывал совсем не шуточные. Его морализаторские композиции, в которых дети почитали и ублажали дряхлых родителей, прекрасные дамы всем радостям жизни предпочитали радости материнства, а нищие и убогие всегда могли надеяться на помощь и сочувствие, имели бешеный успех, вызывали потоки благодарных и восторженных слов и слез. Плодовитости Греза мог бы позавидовать сам Айвазовский: у француза счет шел, конечно, не на тысячи, как у нашего мариниста, но все-таки на сотни отменных и расхватываемых, как горячие пирожки, холстов. Рисункам в этом конвейере отводилось весьма почетное место — школа у Греза была превосходная, и его рисунки, как правило, это не столько подготовительные этюды и рабочий материал, сколько тщательно проработанные законченные листы. То, что ценность их велика и в значительном отдалении от знаменитых полотен, подтверждается редкой привязкой того или иного листа Греза к определенной картине. "Головки Греза", ставшие явлением нарицательным (тут и определенный женский тип, и способ его изображения — сладкий, вязкий и слезовыжимающий), путешествуют с картины на картину, становятся героинями отдельных полотен, появляются и в толпе на многофигурных композициях, и на многочисленных рисованных листах.
Коллекция Музея Академии художеств лишь малая часть того, что будущий президент академии Иван Бецкой привез Екатерине II в 1760-х годах. Почти все остальное в послереволюционных чистках-реструктуризациях было переправлено в Эрмитаж. Грез был любимым художником российской императрицы, на которую в этом смысле, конечно, повлиял не кто иной, как другой поклонник и певец Греза — Дени Дидро. Благодаря ему в Эрмитаже есть и знаменитые отцелюбивые шедевры Греза, и его "головки", и портреты. Пожалуй, без этой визуальной подпорки из Зимнего дворца выставка в академии могла бы показаться куцей. В сочетании же она дает все основания для того, чтобы понять "феномен Греза", о котором много писали и пишут сегодня. Воспетый современниками, любимый сентиментальным началом XIX века, подзабытый, но воскресший благодаря увлеченным просвещенческими идеалами критикам второй половины того же столетия, переживший равнодушие XX века, Грез был чуть ли не первым и главным руссоистом в истории искусства. То, о чем мечтал и к чему призывал Руссо, он попытался облечь в визуальные образы: его матери кормят детей грудью, его женщины не носят корсетов, его дети ангелоподобны, потому что невинны — это мир естественного человека. А то, что живопись получалась холодной,— так это издержки производства. Главное, чтобы мысль была горяча.
Выставка будет работать до 4 июля.