В Амстердаме завершился Голландский фестиваль — самый значительный международный театральный форум Нидерландов и одна из самых важных экспериментальных площадок Европы. Хореограф Саша Вальц привезла на закрытие свою версию оперы Генри Перселла "Дидона и Эней" (о премьере оперы на фестивале в Берлине Ъ писал 8 сентября). После спектакля, награжденного непривычной для голландской публики овацией, ИЛОНА Ъ-ВИНОГРАДОВА побеседовала с хореографом САШЕЙ ВАЛЬЦ.
— Некоторые любители современного танца видят в вас последователя вашей знаменитой соотечественницы Пины Бауш. Повлияла ли она на ваше видение современной хореографии?
— Мне ближе американский постмодерн. С Пиной Бауш меня ничего не связывает, кроме принадлежности к одной нации и культуре. Она бесспорно повлияла на современный танец XX века как таковой, но ее присутствия в своей хореографии я не ощущаю. Мы из разного поколения.
— "Дидона и Эней" — ваш дебют в опере. Что побудило вас выбрать именно этот жанр?
— В течение пяти лет разные оперные дома просили меня поставить что-нибудь. Эта мысль зрела во мне, и вот наконец я решилась, но при условии, что сама выберу, что ставить. Опера — это ведь квинтэссенция всех искусств, поэтому мне очень интересен этот жанр. Потом был еще исследовательский интерес, хотелось прощупать новое поле.
— На сцене стоит огромный аквариум, в который ныряют танцоры, продолжая свой танец в воде. Вода — элемент притягательный для многих постановщиков, и помимо общедоступных смыслов и символов каждый пытается связать с водой что-то свое. Что вы хотели передать через воду в "Дидоне и Энее"?
— Эней приплывает в Карфаген на корабле. Это был длинный путь. Преодоление. В воде же он и его воины погибнут. Вода — основной элемент жизни. Впрочем, в этом представлении я обыгрываю все стихии: и огонь, и землю, и воздух.
— Движения ваших танцоров хаотичны и в то же время каждое движение функционально. Узор прорисовывается четко. Иногда это похоже на архитектурный чертеж. Есть, по-вашему, связь между танцем и архитектурой?
— Сходство в управлении пространством. Я работаю с пространством, когда ставлю танец. Тело — это границы. Соотнести тело с другими объектами в пространстве — это попытка выйти за границы.
— "Дидона и Эней" — одна из главных историй любви, доставшихся нам от античного мира. Вы смогли избежать пафоса love story. Пришлось сопротивляться сюжету и сотням интерпретаций вергилиевской "Энеиды"?
— Это был очень интересный опыт. Нужно было действительно переработать столько исторической и художественной информации и при этом оставить себе пространство для собственной интерпретации. Не могу сказать, что другие прочтения меня давили, скорее они меня обогатили. Наверно, если бы я ставила оперу первой, она была бы другой.
— Вы учились в Германии, Нидерландах и в США. Чем отличается европейская школа современного танца от американской?
— Американская школа — это прежде всего сильная техника, я бы даже сказала, анатомичность. Американские хореографы любят конкретику, все должно быть исследовано и осмысленно. Европейская школа не столь высокотехнична, больше тяготеет к импровизации и к выходу за пределы. Я сама, когда ставлю танец, не стремлюсь к техническому совершенству движения — мне важен смысл, который может передать тело.
— Вы не раз были в России. Хотите ли вы поставить что-нибудь с русскими танцовщиками?
— У меня было два проекта в России, это был интересный опыт. Сейчас пока нет никаких конкретных предложений.
— Можете ли вы сказать, что ваши постановки зависят от личности того или иного танцора?
— Я, конечно, учитываю индивидуальные особенности танцора, но не фокусируюсь только на личности. Незаменимых нет. При этом я всегда стараюсь как можно дольше играть оригинальным составом представления. Люди сживаются друг с другом, срабатываются, получается ансамбль, который не хочется разрушать.
— Есть ли у вас интерес экспериментировать с современным танцем в других видах искусства?
— Да, на примере оперы я уже убедилась, как это может быть увлекательно. Я открыта для новых экспериментов.