портреты
В Киевском музее русского искусства открылась выставка одного из ведущих украинских портретистов прошлого столетия Сергея Подеревянского. Художник всю жизнь искал лучший способ передать через свои картины красоту женского тела, но, кажется, так и не счел какую-либо технику рисования идеальной для решения этой задачи.
В планах музея выставка Сергея Подеревянского значилась как юбилейная: провести ее рассчитывали поближе к 15 июля — дню 90-летия художника. Открыли раньше, но не как юбилейную, а посвященную памяти: в феврале 2006 года Сергея Подеревянского не стало. Хотя на церемонии открытия изменение формата выставки сказалось меньше всего. Во всяком случае, без пафосных речей о народном художнике Украины, любимом педагоге (Сергей Подеревянский больше полувека преподавал рисунок и живопись в Художественной академии), фронтовике и замечательном человеке удалось обойтись. Говорили много и с пристрастием, но так, будто главный виновник торжества всего лишь заговорился с кем-то в соседнем зале. Поэтому, с опаской поглядывая на дверь, о его аристократизме и причудах шепотом рассказывали друг другу многочисленные поклонницы. Почему их столько, догадаться было нетрудно: судя по выставленным портретам и рассказанным в кулуарах историям, по части понимания женщин этот художник обладал особым даром.
В долгой жизни Сергея Подеревянского все главные испытания пришлись на юность: аресты родителей в 30-е годы, невозможность получить высшее образование (мешало социальное происхождение — на сыне киевского аптекаря стояло клеймо "из бывших"), армейская служба, война. Несчастий в первой половине жизни скопилось так много, что все последующие десятилетия оказались стихийным протестом против впечатлений юности. Сергей Подеревянский никогда не рисовал батальные сцены, сторонился публичных воспоминаний о войне, а в кругу друзей открыто иронизировал над строкой из песни "Я спокоен в смертельном бою". Главное же — еще в классах ленинградской Академии художеств он выбрал самый человечный жанр, в котором ему предстояло прославить украинскую художественную школу.
Даже портретистом для своего времени Сергей Подеревянский был не очень обычным. Он неохотно писал вождей и передовиков производства, а когда приходилось это делать, выбирал лица и ракурсы настолько непривычные, что после каждой новой его выставки советские теоретики искусства бросались переписывать теорию портрета. От казенных заказов спасался работой с любимым материалом — главными своими персонажами всегда считал художников и артистов. А сомневающихся не переставал уверять, что в утонченных чертах театрального художника Даниила Лидера или меланхолической улыбке актера Николая Рушковского (оба портрета вошли в экспозицию выставки) гораздо больше простоты, чем в лицах бездарей и партийной знати.
Но больше всего Сергей Подеревянский любил рисовать женщин — студенток, невесток, журналисток, которые приходили брать интервью, актрис и просто случайных прохожих. Среди семидесяти с лишним выставленных в залах музея работ почти две трети — это изображения женских лиц и фигур. Причем своим моделям художник явно льстил. Не потому, что приукрашивал или ретушировал реальные черты — лесть, смешанная с восхищением, проявлялась как раз в том, что каждая из его моделей, совсем не красавица в будничной жизни, на полотне превращалась в исключительное, не похожее на других существо. Почти все женщины, даже крестьянки в национальных костюмах, на его картинах не страдающие и хрупкие, а роковые. К тому же весьма далекие от усредненного идеала эпохи: если на какой-нибудь классический образ художник и ориентировался, это были, скорее всего, Анна Ахматова на портрете Натана Альтмана или Ида Рубинштейн Валентина Серова.
Он боготворил женское тело, причем до такой степени, что любой материал, любая техника казались ему уместными в жанре портрета ню — темпера, гуашь, акварель, уголь, карандаши, тушь. Ни на одной из них Сергей Подеревянский так и не остановился окончательно. Может быть, потому, что ни одну не счел до конца достойной женской красоты.