В конвертном исполнении
«Почтальон из Лонжюмо» Адана в «Новой опере»
Режиссер Евгений Писарев и дирижер Клеман Нонсье разыграли в театре «Новая опера» редкую оперную комедию — оперу Адольфа Адана «Почтальон из Лонжюмо», представленную год назад в полуконцертном формате. Полноценный спектакль оброс мизансценами, декорациями и костюмами, но сохранил концертный дух. Рассказывает Юлия Бедерова.
Это только кажется, что комическая опера знаменитого балетного композитора Адольфа Адана «Почтальон из Лонжюмо» (1836) — сугубо музейный раритет, хотя сейчас в наших краях она действительно выглядит и звучит диковинной археологической находкой, каких прежде не видывали. В действительности из нескольких десятков комических партитур Адана «Почтальон» удостоился самой громкой славы и многие годы пользовался большой популярностью. Впрочем, бурная биография в итоге увенчалась тем, что в памяти меломанов осталось, в сущности, одно только знаменитое рондо главного героя — легкомысленного и во всех смыслах мобильного почтальона (не письмоносца, а возничего почтовой кареты) Шаплу, смывшегося с собственной свадьбы.
Причина бегства не проблемы с невестой (там как раз все хорошо), а голос, позволяющий нашему герою брать верхнее ре, поражая не только публику в зале, но и соседей по сюжету.
Свадьба с хорами, дуэтом молодых и песенкой Шаплу проходит на почтовой станции, так что проезжий импресарио не упускает случая соблазнить поющего героя оперной карьерой. Дальше начинаются превращения. Почтальон превращается в парижскую звезду, брошенная невеста — в богатую красавицу (наследство тетушки успевает как раз в нужный момент, он наступает через добрые десять лет), ее никто не узнает, включая беглого мужа, хотя за десять лет она ничуть не изменилась, и дело идет к фиктивной свадьбе, которая оказывается реальной. Специалист по верхним нотам будет казнен за двоеженство, если только не выяснится, что Мадам де Латур и Мадлен, невесты новая и прежняя,— одно и то же лицо. В комической опере об исчезающем на глазах виде почтового сообщения и других исчезающих феноменах, включая аристократическое изящество уходящего искусства и привязанность к родным профессиям и краям, Мадлен не злючка. Так что свадьбы заканчиваются не похоронами, а веселым финалом с дуэтом молодых (теперь на мотив песенки Шаплу) и хором с поучительными нотками.
Но секрет былой популярности оперы все-таки не в комическом заряде ее сюжета. Реальная причина — легкость, упругость и контрастность музыкально-драматического движения, изобретательность оркестрового и вокального письма, краски и позы партитуры, перемежающей ансамбли, виртуозные арии, живописные характеристики-маски, поджарые, иронические марши, эффектный полифонический бубнеж и чуть ностальгические грациозные мелодии. А также то злободневное остроумие разговорных диалогов, которое станет правилом для французских оперетт и при всей условности интриги будет упрямо превращать историю в захватывающее своей актуальностью несахарное развлечение.
Другое дело, что на месте французских диалогов в спектакле «Новой оперы» — простые рифмовки от автора многих киносценариев и театральных капустников Сергея Плотова («Его за двоеженство — о-ля-ля! — ждут эшафот, веревка и петля»), уже предъявленные публике год назад в концертном исполнении. Из нового — две разговорные роли: то ли конферансье, то ли музыковеды в штатском комментируют сюжет и пытаются немножко шутить. Остроты миловидны: «Конечно, в нашем зале все понимают по-французски, как французы!» — «Почему вы так решили?» — «Ну как же, опера французская, композитор — француз, дирижер — тоже француз!» — «Ага, то есть, если бы здесь сейчас давали оперу "Царская невеста", в зале сидели бы одни опричники?» (Публика смеется.)
Еще буквально пара галантных подходов к «здесь и сейчас» в исполнении отличных артистов (Сергей Епишев, Олег Савцов) звучат не очень ловко и не делают погоды. От двуслойной оперной конструкции в спектакле, в сущности, остается один слой — комический сюжет, разыгранный Евгением Писаревым и хореографом Албертсом Альбертсом со всей возможной тщательностью. Рассказывают, что работа строилась так: режиссер определял персонажей и ситуации, а хореограф строил пластику и мизансцены.
В итоге спектакль стал идеальным воплощением режиссерского кредо Писарева, знакомого по другим оперным проектам. Он мастер устраивать театр в театре (или концерт в концерте), благо материал часто позволяет.
Внутри сюжета «Почтальона» — парижский оперный театр и театральный розыгрыш, и опера Адана, в свою очередь, встроена в спектакль «Новой оперы» как открытка в конверт. Даже комплект открыток: разномастные арии, дуэты, явления хора и оркестровые антракты кажутся эффектными концертными номерами, когда выглядывают из конферанса как видовые отпечатки ускользнувшей в прошлое реальности.
Конверты с выглядывающими из них открытками-гравюрами — основа лаконичного и симпатичного сценографического решения, при этом шахматный черно-белый пол как бы намекает на сугубую игрушечность комедии в одеждах рококо, в которой, чтобы «ария мести» Мадам де Латур не обманула слушателя своей квазимоцартовской вокальной пластикой на грани драматизма, служанка (артистка «Балета Москва» Ульяна Кравченко) под музыку пластически пародирует хозяйку и обаятельным мельтешением отвлекает от пафоса нот, а то вдруг публика в противном случае заскучает.
Вежливый воздух нескучной классики разливается по сцене, но в музыкальном измерении все кажется острее и рельефнее.
Французский дирижер с российским бэкграундом (вторая премия на Первом конкурсе имени Рахманинова) Клеман Нонсье дает расслышать грациозный шаг и откровенный топот партитуры, ее пластичность, плотность, прозрачность и действительную веселость в шутейных тутти и улыбчивых соло, не всякое из которых удается на сто процентов, но за оркестр все равно не обидно. Так же как за вокальный ансамбль. Антон Бочкарев (маркиз из Парижа), Дмитрий Орлов (кузнец из Лонжюмо), Михаил Первушин (парижский хорист) эффектно и с явным вокальным удовольствием рисуют образы своих героев, окружающих главную пару музыкальной и артистической заботой. Так что интонационно чуткой, в нюансах тонкой Марии Буйносовой (Мадлен) и Ярославу Абаимову (Шаплу) комфортно и вольготно. У почтальона на премьере в музыкальном отношении тоже не все вышло со стопроцентной точностью, но приближение к амплуа легкого французского тенора, кокетливо вальяжная фразировка, а также смелая игра, толика самоиронии и отличное произношение обоих исполнителей главных партий придали успеху спектакля-концерта изрядную долю убедительности.