"Смысл жизни — смысл искусства" — выставка нонконформистской графики из России и Восточной Европы. А Восточной Европы-то и нет. Ее и не было, считает СЕРГЕЙ ПОЛОТОВСКИЙ.
Бывает такая штука: слово есть, а сама вещь, то есть означаемое, отсутствует. Например, единорог, привидение, математическая формула на заборе, за которым, как известно, дрова. Так же и с нашим регионом художественного нонконформизма. Петр Вайль подметил в начале 1990-х, что Восточная Европа стремительно сократилась. Все молодые демократии тогда хотели зваться центральноевропейскими странами. Слева Запад, справа Россия. Пришли годы срывания одежд и обратных переименований, потому что в слове "Восточная" действительно слышалось что-то обидное, а совсем не географическое. В нашем языке, где коммунисты оказались правыми, а карманные популисты — либеральными демократами, Япония давно уже была Западом, а Куба — Востоком.
Восточная Европа, то есть установившаяся по результатам Второй мировой войны зона прямого влияния Советского Союза, никогда не была однородной средой. Это в сознании выезжающего первый раз за границу советского инженера вся Европа делилась на капиталистическую и социалистическую. Плюс Югославия — как промежуточный вариант. В государствах-сателлитах национальные особенности всегда перевешивали коммунистические константы, идеологическую десятину и круговую поруку Варшавского договора. Каждая страна решала свои задачи. СССР выводил войска и не вмешивался в экономику.
Кстати, в условной Восточной Европе вполне могли оказаться и Финляндия с Австрией, где в 1945 году тоже стояли советские войска. Но сумели договориться: в обмен на нейтралитет и отсутствие внешнеполитических амбиций сохранили свой западноевропейский статус.
Албания и Румыния отвергли хрущевскую десталинизацию, избрав еще более жесткую, чем в Советском Союзе, "китайскую" линию поведения. Болгария была и есть классическая южная страна. ГДР до начала 1970-х оставалась непризнанной Западом и не имела дипломатических отношений ни с кем, кроме СССР. Вопрос объединения или хотя бы нормализации отношений между двумя Германиями плюс проблема Западного Берлина всегда являлись кардинальными для политики этого региона, но, даже оказавшись "восточными", немцы в ГДР оставались в первую очередь немцами. В Польше институт католической церкви цементировал нацию сильней любого ЦК. Венгрия — после кровавой революции 1956 года — при благословении советского посла Юрия Андропова встала на путь экономических реформ. Чехословакия сначала строила "социализм с человеческим лицом", затем стагнировала, заживляя раны перепаханной танками Пражской весны, но всегда была морально готова к перемене участи. И наконец, Югославия откололась от соцлагеря, когда Тито пошел на конфликт со Сталиным, пережив несколько покушений, но отстояв независимость шаткой федерации, где под конец жизни с грустной усмешкой называл себя "единственным югославом".
Как только Горбачев дал понять, что поддерживать старые коммунистические режимы он не намерен, а доктрина Брежнева в отношении Восточной Европы сменилась доктриной Синатры, то есть каждый "по-своему, my way", бывшие члены СЭВ сделали ручкой и с разной степенью шума перешли к прекрасной новой жизни, постаравшись побыстрее забыть эти сорок лет вместе. Очень скоро про соцлагерь будут вспоминать как про далеких Габсбургов: да, было дело, но когда точно, в каких границах, что, где — помнят только специалисты.
Это к вопросу о странах происхождения нонконформистских работ. Каждый хочет заработать на своей национальной идентичности. Но на "восточноевропейскости" много не заработаешь. К концу 1990-х большинство международных фондов перестали выдавать гранты в поддержку демократии, скажем, в Прибалтике, переключившись на гораздо более проблемную экс-Югославию. Теперь дают Средней Азии и Закавказью. Тем более что живут все эти русские и незападноевропейские художники кто в Париже, кто в Нью-Йорке.
Если и есть у выставленных работ общий знаменатель, то связан он не с политической обстановкой, а с датой изготовления означенных листов графики. Все же в курсе международной моды: когда следует писать треугольники, когда — плакучие ивы, а когда — лица известных людей. ХХ век продемонстрировал пугающую силу национализма, но как раз художники в этом смысле фрондерствующий авангард. /По-чешски говоря, "богема"/. Новое рыцарство, масонская ложа и не знающая границ религия. Ветер веет где хочет, а, скажем, куратор выставки Ядран Адамович большую часть времени летает между Нью-Йорком и Лос-Анджелесом, и югославом его можно назвать (равно как город, в котором мы живем, — Ленинградом), только мило оговорившись или педалируя свое особое мнение по вопросам политики последних пятнадцати лет.
Рискну предположить, что и заявленный нонконформизм направлен в первую очередь на превалирующие или превалировавшие в обществе вкусы, а не на каменную десницу государственных органов. Конфликт "поэт и царь", как известно, решается гораздо проще, чем "поэт и толпа". Кроме бульдозерных выставок или гомофобски антиабстракционистских филиппик Хрущева, художников особо не зажимали. Бороться приходилось не с КГБ, а со старшими коллегами — нормальная конкурентная ситуация в творческой среде. Одни любят, чтобы было нарисовано красиво, другие — чтобы умно, третьи — чтобы обаятельно. Одних любит народ, других — критики, третьих — коллекционеры. Точки силы заданы — рассчитайте уравнение.