Конкурсный фильм "Кинотавра" "Мне не больно" (см. вчерашний номер Ъ) еще на стадии съемок резал некоторым слух несовместимым на первый взгляд сочетанием режиссера Алексея Балабанова и исполнительницы главной роли Ренаты Литвиновой. О том, насколько опасения оправданны, с РЕНАТОЙ ЛИТВИНОВОЙ поговорила ЛИДИЯ Ъ-МАСЛОВА.
— Мне один мужчина перед просмотром сказал: "Я так боюсь идти на этот фильм, потому что, с одной стороны, не представляю, как мне может не понравиться фильм Балабанова, но с другой — не представляю, как мне может понравиться фильм с Литвиновой в главной роли, да к тому же умирающей".
— А если бы я не была Ренатой Литвиновой, может быть, я говорила бы точно такие же вещи, как она мне вся противна и как это вообще возможно.
— А вы когда на экран смотрели, вы себя узнавали в придуманном Балабановым образе?
— Я не нравлюсь самой себе почти никогда.
— Нигде-нигде? Даже у Гринуэя?
— Даже у Хамдамова. Мне кажется, что я урод, очень часто. Главное, урод — это чисто физически, я даже не ответвляюсь на актерские данные. Так что я понимаю всех этих оппонентов.
— Противоречие можно увидеть в том, что Балабанов обычно снимает кино про конкретных людей, про которых все известно и которых ты можешь встретить в жизни на каждом шагу, а вы в основном изображали женщин, которых в реальности просто не может быть.
— А кого может полюбить Балабанов? Что-то неконкретное, что-то очень временно живущее. Как же Леша может полюбить что-то длительное? Конечно, она должна поскорее... Чик-чик-чик.
— То есть ему в героине больше всего нравится, что она умирает?
— Мне кажется, ему очень нравится, что она временная, что она прямо сейчас раз-раз-раз и уже ускользнет.
— Я еще когда первый раз посмотрела фильм, мне показалось, что сценарий очень плохой.
— Сценарий мне самой не нравился. Он, наверное, 20-летней давности, и там можно было легко поставить 80 какой-нибудь год.
— Но вы там ведь не все свои слова придумали?
— Нет, я просто меняла некоторые совсем слова такие... Просто уж когда было совсем такое что-то, я пыталась настаивать, чтобы это как-то заменялось.
— Там такое странное ощущение: иногда кажется, что вы произносите чужой текст, нейтральный, но порой проскакивают какие-то типично ваши фразы, автора которых ни с кем нельзя спутать. Например, "Напудрилась, как старушка в театр".
— Или вот фразу "Мне финиш" я придумала. Там было что-то такое типа "Мне конец" или чуть ли не кирдык какой-то, я не помню.
— Вопрос относительно настоящего возраста героини возникает даже не из-за того, выглядите ли вы на 27 лет, а еще и потому, что если она молода, то еще можно как-то оправдать, что она втягивает своего ровесника в отношения, зная о приближении своей смерти. А если она взрослая тетя вашего возраста, что-то уже соображающая, то это с ее стороны совсем сознательная жестокость. Получается, она действительно проходит сквозь него, "как сквозь облако", чтобы освежиться перед смертью.
— Я нисколько не молодилась в этой роли, и мне были смешны все эти фразы, что "мне 27 лет"...
— Но все-таки героиня получается довольно инфантильная...
— Ну конечно, она такая любимица всех порочных авторов, к которым я причисляю и Лешу тоже.
— А еще какие есть порочные авторы?
— Ну какой-нибудь Трумэн Капоте, который восхищается всеми этими женщинами, которые проходят сквозь всех, но в то же самое время они первые и уходят из жизни. Как можно их обвинять, что они такие?
— Просто у вашего партнера Александра Яценко такое доброе, порядочное и трогательное лицо, что его как-то дополнительно жалко — гораздо больше, чем героиню. Получается, что она-то умерла, отмучилась. А он остался один.
— А я не понимаю, почему ему надо сочувствовать. Наоборот, у него будет такой опыт...
— Но герой все-таки вас утратил.
— Он утратил меня, а я утратила жизнь вообще.
— А я вот на днях пересматривала первый фильм по вашему сценарию "Нелюбовь", и там у вашей лирической героини был другой настрой — что жить-то как раз дико тяжело и больно, а в смерти в принципе ничего страшного нет.
— Был такой мученический период в моей жизни, который я должна была пройти. Сейчас у меня пошли какие-то распускаться цветы — я сажала эти дурацкие коренья, и вдруг они наконец зацвели. Сейчас я скорее в счастье пребываю, чем в этой юношеской несчастливости, когда ты ею упиваешься, когда ты такой черный романтик. Дура дурой, но все равно, я считаю, прекрасный период — черные плащи, сигареты, романтические связи, абсолютное нецепляние за жизнь.
— А следующий период какой будет, есть предчувствие какое-нибудь? Вдруг опять накроет?
— Мне кажется, непременно накроет. Даже и не сомневаюсь практически. Как можно от этого отгородиться? Я думала, что никогда не будет этого, этого и этого, и со мной случилось ровно это, это и это. А со мной еще случалось то, что я вообще не могла даже в каком-нибудь страшном сне представить. Я поняла, что есть там всякие волевые цитаты из Ницше — "воля к смерти", "воля к жизни", "воля к исполнению", но в общем бывает и какая-то другая фигня.
— Все, что не убивает нас, делает нас сильнее?
— Ну вот это да. Можно сказать, счастливее.