фестиваль кино
С середины недели на "Кинотавре" началась особенно интенсивная жизнь, кульминация которой ожидается на уикенд. Непляжная дождливая погода и концентрация главных кинопремьер ("Мне не больно" Алексея Балабанова, "Связь" Авдотьи Смирновой) склонили АНДРЕЯ Ъ-ПЛАХОВА к подведению некоторых предварительных теоретических итогов фестиваля.
Судя по оценкам критиков в фестивальном журнале, а также по кулуарным высказываниям, ни один фильм пока не вызвал единодушного восторга и не обрел статус лидера. Внутренним сюжетом конкурса остается борьба — не поколений даже, а кинематографического истеблишмента 90-х годов и тех, кто намерен занять их место на подиуме.
Одна из дискуссий, которыми переполнен "Кинотавр", называется "Девяностые и 'нулевые' — язык кино и кинопроцесс". Тема подсказана развернутой здесь ретроспективой российских фильмов прошлого десятилетия "Кино, которое мы потеряли". Действительно, в отсутствие кинопроката и при шоковом сломе сознания не прозвучали в свое время в полную силу даже такие громкие фильмы, как "Армавир" Вадима Абдрашитова и "Окраина" Петра Луцика. Но вот, скажем, Алексей Балабанов приложил все усилия для того, чтобы вырваться из маргинального артхаусного гетто в массовое кино третьего тысячелетия: это намерение было очевидно уже в первом "Брате" и получило в дальнейшем последовательное развитие. Теперь от Балабанова скорее ждешь шага назад, в прошлое.
Вчера на "Кинотавре" показали новую балабановскую работу "Мне не больно" (подробно о ней — в сегодняшнем приложении Weekend) — в совершенно не свойственном ему жанре комедийной мелодрамы, которая могла бы стать даже лирической комедией, если бы не смерть главной героини. Говорят, сценарий был написан давно, питерские реалии эпохи евроремонта устарели, и потому фильм не выстрелил в десятку. Зная нрав Балабанова, трудно усомниться в том, что он перекорежил бы любой сценарий и создал ту реальность, которую захотел — если уж он сумел прописать в Питере героев "Счастливых дней" Беккета. Однако климат 90-х нужен ему, как и в "Жмурках", потому, что это новая точка отталкивания для сегодняшнего кинематографа, больше не имеющего никаких мифологических опор и оттого зависшего в безвоздушном пространстве то ли блокбастеров, то ли авторского кино: оба эти пространства, кстати, никак не проникают друг в друга.
90-е годы при их кажущейся выморочности породили не только много значительных фильмов, но и несколько киногенических мифов: один из них — Рената Литвинова, попавшая в фокус внимания задолго до дружбы с Земфирой и пародий Галкина. Этот миф Балабанов обыгрывает в его ностальгической ретрочистоте, являя нам еще один наглядный пример того, как маргинальное вчера становится масскультовым сегодня, а экстрим превращается в мейнстрим.
Другая ретроспектива, представленная на "Кинотавре", называется "Начала. Ленинградская школа" и задает еще одну точку отсчета для кинематографа. 60-е годы всегда считались эпохой расцвета, и, как в настоящем цветнике, в них можно найти все, что душе угодно. Например, финал фильма "Личная жизнь Кузяева Валентина" Игоря Масленникова, пускай и при наличии некоторой иронии, пропитан таким пионерским романтизмом, что трудно предположить в режиссере будущего автора "Зимней вишни", даже учитывая, что картина снята при участии Ильи Авербаха и по сценарию Натальи Рязанцевой. Десятиклассника Кузяева приглашают на телепередачу и предлагают ответить на ряд морально-этических вопросов. На самом деле на них отвечает в финале певица Мария Пахоменко, заявляющаяся в студию с песней: "Хочешь на Луну? Да! Хочешь миллион? Нет!", которой аудитория с невероятным энтузиазмом подпевает.
Но примерно в это же время или чуть позже появлялись и другие фильмы — например, проникнутая экзистенциальной тоской "Осень" Андрея Смирнова. Сегодня его дочь Авдотья Смирнова дебютирует как режиссер на "Кинотавре" картиной "Связь" — тоже как будто бы мелодрамой, не лишенной комических полутонов, особенно акцентированных игрой Анны Михалковой и ее партнера Михаила Пореченкова. Беря на главные роли героев и героинь сегодняшнего дня (а даже не 90-х), Смирнова явно апеллирует к 60-м, эпохе ослабленных драматических структур и открытых финалов. Любовная связь московского бизнесмена и питерской рекламщицы ничем не кончается: герои не в состоянии ни бросить свои семьи, ни создать новую. Они инфантильны и непрактичны, как шестидесятники, несмотря на все внешние атрибуты современной буржуазности. Их ведет по жизни случай пополам с расчетом, но они не готовы отдаться полностью ни тому, ни другому. И данное в последний момент название "Связь" (ранее фильм назывался "Времена года") можно воспринимать разве что иронически. Потому что "связь" эта выглядит почти непорочной, как связь с собственными генетическими и культурными предками.
На Западе стало трюизмом говорить, что 90-е — это перевернутые 60-е. У нас последнее десятилетие ХХ века было отмечено столь сильным радикализмом, что для мысли о традициях не осталось места. Зато сейчас мы вспоминаем сразу и романтизм шестидесятых, и стоицизм девяностых.