вернисаж
Музей русского искусства продолжает знакомить киевлян с собраниями украинских коллекционеров: в рамках нового музейного проекта вчера открылась масштабная выставка советского пейзажиста Федора Захарова.
Уроженец Смоленской губернии, считавший себя коренным крымчанином и прославивший в десятках работ Черниговскую землю, Федор Захаров никогда не выставлялся в Киеве. Ни в свои звездные 50-60-е годы, когда спросом чиновников от искусства пользовались в основном изображения трудовых будней, а всякие пейзажные откровения, к тому же в чуждой народу импрессионистической манере заведомо были под подозрением. Ни на излете застоя, когда его работы уже вошли в золотой фонд живописи ХХ века, пополнив собрания Третьяковской галереи, ленинградского Русского музея и Киевского музея русского искусства. Ни даже в последние десятилетия (сам художник умер в 1994 году), хотя несколько лет назад Федором Захаровым активно заинтересовались частные коллекционеры в Западной Европе.
Федор Захаров, несомненно, принадлежал к пейзажистам по призванию: если бы судьба обошлась с ним чуть более справедливо, он наверняка явился бы на свет не наследником, а полноправным современником главного русского знатока природы Исаака Левитана. Дело не просто в сходстве сюжетов и ракурсов, хотя это сходство наиболее очевидно — как и Левитан, Федор Захаров предпочитал пейзажи настроения, а самыми красноречивыми деталями считал лужи на проселочной дороге, покосившиеся деревенские избы и пятна тающего снега на гумне. Как у немногих настоящих пейзажистов, природа у этого художника всегда больше, чем природа: то, как заполнено окружающее пространство светом, цветами и предметами, переживается настолько остро, что это чувство поглощает и переживание Бога, и историю, и частную биографию.
По большому счету, работы Федора Захарова — будь то улицы городка Седнева в окрестностях Чернигова или виды Бахчисарая и Ялты — живопись откровенно религиозная. Не исключено, что сам автор не отдавал себе в этом отчета, хотя восторг перед разумностью и щедростью силы, разбросавшей эти березы, лужи, приблудных собак и маковки церквей, явно не той природы, что банальная эмоциональная приподнятость. В своих бесконечных "Весна идет" и "Лед тронулся" Федор Захаров умеет быть и ликующим, и грустным, и немного ироничным (особенно когда разноцветные деревенские дома напоминают сошедшихся на ярмарке торговок в пестрых юбках), но равнодушным в любом из полусотни пейзажей застать автора, кажется, так и не удается.
Любовь к пейзажу, судя по всему, сделала художника еще и тонким рисовальщиком натюрмортов. То, что не удавалось на больших панорамных полотнах, оказалось возможным реализовать в камерном жанре: смесь восторга и жалости при виде умирающей ветки сирени или розовых лепестков трогает даже сильнее, чем дышащие воздухом и простором виды Седнева. Кажется даже, что, если люди, собирающие такие картины, не боятся самим себе показаться наивными, у нас точно еще не все потеряно.