торги
Главная сенсация первой сессии русских торгов на Sotheby`s, о которой Ъ успел сообщить читателям в прошлом номере, случилась на четвертом часу аукциона — все уплаченные до того миллионы были вполне предсказуемы, но 512 тыс. фунтов стерлингов (итоговая цена) за натюрморт Дмитрия Краснопевцева 1976 года никто не ожидал.
Торги вел лорд Полтимор. Глава отдела европейской живописи Sotheby`s берется за молоток только в самых ответственных случаях. Русские торги — как раз такой случай. Статус мероприятия подчеркивало, например, то, что, в отличие от Нью-Йорка (см. Ъ от 26 апреля), где бились в основном дилеры, в Лондон многие коллекционеры пожаловали лично. Все они весьма живо реагировали на происходящее. Так, когда цена за лот 79, большой пейзаж Бориса Анисфельда, поднялась со 100 тыс. фунтов стерлингов старта до 579 тыс. фунтов стерлингов (то есть более миллиона в долларах), один почтенный английский джентльмен вскочил со своего места, демонстративно подошел к картине, висящей на стене, и, указывая на нее тростью, обратился к залу с риторическим вопросом: "Что, вот за это?!!" Но его никто не слушал, в это время уже начали биться за следующий лот — "Пляску свах" Константина Юона. Огромное полотно 1912 года продали за 568 тыс. фунтов стерлингов, поставив тем самым рекорд для художника.
Первым же рекордом были 848 тыс. фунтов стерлингов за лот 10 "Вид Ореанды" 1833 года Никанора Чернецова — картина ушла к упорной блондинке с номером 959.
Вообще, поначалу торги шли бойко, но вполне предсказуемо; за редкими исключениями, эстимейта никто не превышал. Так, самый дорогой лот аукциона "Варяги на Днепре" Ивана Айвазовского был продан за 1,744 млн фунтов стерлингов (практически по нижней планке эстимейта), заплатить 2,5 млн фунтов стерлингов (это была верхняя планка) желающих не нашлось, но для картин Айвазовского это все равно рекордная цена. Были исключения из правила: довольно ожесточенная борьба разгорелась за лот 80 — "Последний день" Виктора Борисова-Мусатова. И это понятно: художник на рынке редкий, вещь принципиальная; в результате цена на нее поднялась в два раза — до 702 тыс. фунтов стерлингов, что является рекордом для художника.
Хороший Коровин (подписанный, правда, с ошибкой: "Корвин", но это никого не смутило) "Рыбалка в солнечный день" продан за 848 тыс. фунтов стерлингов телефонному покупателю. Верный Левитан — "Мельница. Закат" ушел за 545 тыс. фунтов стерлингов. Ранний Ларионов — импрессионистский пейзаж — потянул на 792 тыс. фунтов стерлингов против эстимейта 300-500 тыс. фунтов стерлингов.
С лота 127, эффектной сангины Александра Яковлева "Арлекин", продававшейся где-то в середине торгов, начались сюрпризы и нешуточный ажиотаж. Яковлевский лист, изображающий арлекина в рост, превысил эстимейт в десять раз и был продан за 265,6 тыс. фунтов стерлингов — и это за графику! Один из претендентов, сидевший в зале, сошел с дистанции со словами: "Все, пора обедать". Работа досталась телефонному покупателю. Вообще, "телефонисты" были очень активны, около десятка сотбисовских девушек еле-еле успевали их обслуживать. У несведущего человека могло возникнуть ощущение, что лоты уходят к этим самым девушкам — лорд Полтимор то и дело провозглашал: это Сонин, Катин, Олин лот. Кому на самом деле достались вещи, естественно, остается загадкой.
Но чем ближе к концу аукциона, чем более молодое искусство продавалось, тем меньше стеснялись коллекционеры. Особый ажиотаж вызвал стринг советского агитационного фарфора из частной английской коллекции, в нем ушли все 12 лотов — и все с превышением эстимейта как минимум в два раза. Фигурка крестьянки с газетой "Правда" Наталии Данько ушла за 62,4 тыс. фунтов стерлингов. Случился даже небольшой конфуз. Когда лорд Полтимор отстучал цену 14 тыс. фунтов стерлингов за тарелку "Кто не работает, тот не ест" с матросом, кушающим бублик, Александры Щекотихиной-Потоцкой (1921 год), из зала раздался возмущенный голос: "Почему вы не заметили мой paddle (лопатка с номером.—Ъ)? Я его поднимал!" Тут вся публика обернулась посмотреть на покупателя в центре зала, который оказался российским коллекционером Михаилом Царенковым. Другой российский коллекционер, Игорь Маркин, хвастался в кулуарах, что приехал купить Илью Кабакова — видимо, не ожидал, что у него найдутся конкуренты. А они нашлись — 31 лист альбома "Где они" 1978 года был продан за 254 тыс. фунтов стерлингов телефонному покупателю. Рекордно поднялась в цене и графика Франциско Инфантэ — серия "Выстраивание знака" 1980-х из 19 листов ушла за 142 тыс. фунтов стерлингов, превысив эстимейт почти в десять раз. То же и с другими работами из коллекции графов Потоцких — продался и Эдуард Штейнберг, и Владимир Вейсберг, и Янкилевский, и Андрей Филиппов, и Оскар Рабин, и Олег Васильев, и Эдуард Гороховский (по ценам до 100 тыс. фунтов стерлингов) — практически все художники второй половины ХХ века.
Но даже на этом вполне сенсационном фоне торговля за "Натюрморт с тремя кувшинами" нашего главного метафизика Дмитрия Краснопевцева выглядела беспрецедентно: в битве участвовали сразу семь покупателей, и цена возросла стремительно — с 25 тыс. фунтов стерлингов до 450 тыс. фунтов стерлингов (что, включая все налоги, составило на выходе 512 тыс. фунтов стерлингов, или более миллиона долларов). Работа досталась покупателю в зале — известному кельнскому галеристу Алексу Лахману. Как он решился на такой подвиг, сказать трудно; несколькими минутами ранее другой натюрморт Краснопевцева был продан за 40 тыс. фунтов стерлингов, что тоже вполне хорошая цена. Глава московского клуба коллекционеров Валерий Дудаков к поступку коллеги отнесся скептически; после аукциона он сказал корреспонденту Ъ, что разовая покупка еще ничего не значит, вот если эти рекорды будут повторяться из аукциона в аукцион года три подряд, вот тогда и можно будет говорить о росте цен на русское искусство второй половины ХХ века. Но ведь если кто-то платит за Краснопевцева миллион долларов — значит, это нужно рынку в целом. Возникло даже ощущение, что коллекционеры современного искусства мечтали дотянуть его до первого миллиона. И дотянули — всемером.