ремейк
В Киевском театре на Подоле закрытие сезона отметили очередной версией трагедии Уильяма Шекспира. В премьерном спектакле по пьесе Анатолия Крыма "Осень в Вероне, или Правдивая история Ромео и Джульетты" новое прочтение оказалось весьма радикальным: вместе с главными героями постановщику Виталию Малахову удалось убить сам дух классики.
"Осень в Вероне" Анатолия Крыма задумана как чистой воды ремейк. Сюжет незамысловат: в захолустном итальянском городке через тридцать лет после описанных у Шекспира событий сварливые мещане Ромео и Джульетта, которые и не думали, оказывается, умирать от любви, старательно изображают перед туристами слуг тех самых романтических возлюбленных. Красивая легенда для самих веронцев давно превратилась в бизнес и проклятие — в городе живут мемориальными чувствами, ходят по мемориальным улицам (к дому обрюзгшей Джульетты, напоминающей собственную кормилицу тридцать лет назад, ведут переулок Монтекки и тупик Меркуцио), закалывают друг друга на дуэлях мемориальными шпагами.
Сбежать от литературной деспотии мечтают и сами уставшие от вечных дрязг супруги, и их прагматичные наследники. По ходу действия выясняется, что ни от Вероны, ни от литературы спрятаться невозможно: Ромео и Джульетта умирают, как и положено, в один день, а их дочь вместе с новым поклонником занимают места на мемориальном балконе.
Перепевы классического сюжета — это, впрочем, только полдела. В действительности Анатолий Крым использует сразу несколько источников. Провинциальный городок, обладающий собственной нечистой тайной,— из "Визита дамы" Фридриха Дюрренматта, переклички с современностью (герцог-пахан, крышующий местную мафию) — из исторических фантазий Григория Горина. Дело даже не в том, что для одной незатейливой комедии всего как-то слишком. Сами источники настолько разнородны, что главной заботой драматурга оказывается придать этой мозаике хоть какую-то цельность. Слов нет: пьеса скроена действительно ловко, реплики подогнаны, взрывы зрительского смеха запрограммированы. Кажется, и аншлаги спектаклю как минимум на пару сезонов обеспечены. Вот только отсмеявшегося зрителя от всей этой залатанной и подогнанной драматургической рухляди берет такая тоска, что впору выпить яду вслед за Джульеттой.
Все классические постмодернистские фобии пьесы режиссер Виталий Малахов разыгрывает с видимым удовольствием. Скажем, драматургу просто невдомек, откуда в истории появляется что-нибудь новое,— режиссер идет еще дальше, упраздняя саму историю за ненадобностью. Действие на сцене происходит в унылом бесконечном "всегда": цифровые видеокамеры уже изобрели, но камзолы и жабо (работа костюмера Нины Руденко заслуживает того, чтобы быть упомянутой отдельно) еще не вышли из моды. Страсть к клонированию захватывает постепенно всех: об игре исполнителей главных ролей Владимира Кузнецова и Софии Письман определеннее всего можно сказать, что первый, желая сделать своего Ромео ближе к народу, сбивается на простецкие интонации Алексея Булдакова в "Особенностях национальной охоты", а вторая не представляет сварливую супругу иначе, чем двойником персонажа Софико Чиаурели из "Миллиона в брачной корзине".
То, что от настоящих Ромео и Джульетты в интерпретации театра остались не вражда семей, не страстные речи, а пузырек с ядом и общий склеп, само по себе довольно знаменательно. Развеселая комедия с некрофильским оттенком — вполне реальный прогноз на несколько ближайших сезонов. По крайней мере до тех пор, пока театр вместе со зрителями не упрется в очередной тупик. Который при желании можно будет назвать тупиком Меркуцио или даже самого Шекспира.