Беспредметная баронесса

Выставка в Музее Гуггенхайма в Берлине

выставка живопись

В Музее Гуггенхайма в Берлине открылась выставка "Искусство завтрашнего дня. Хилла фон Ребай и Соломон Гуггенхайм". Проект открывает сразу две неизвестные страницы в истории искусства XX века, связанные с именем Хиллы фон Ребай: во-первых, собственное творчество забытой сейчас немецкой художницы, во-вторых, ее роль в создании одного из самых знаменитых музеев — Музея Соломона Гуггенхайма в Нью-Йорке. Из Берлина — АННА Ъ-ТОЛСТОВА.

Снятая в резком ракурсе снизу коротко стриженная упрямая девчонка, что красуется на афише выставки, выглядит этакой пионеркой Александра Родченко. Но фотограф — не Родченко, а Ласло Мохой-Надь, а девчонка — не пионерка, а баронесса Хильдегард Анна Августа Элизабет Ребай фон Эренвизен. Пионерка авангарда и пламенный пропагандист беспредметности.

Впрочем, все это будет позже. С экспрессионистского автопортрета 1900-х годов, повешенного при входе на выставку, на зрителя смотрит не пионерка — скорее упрямая, взбалмошная, надменная модница, твердо намеренная взять от жизни все лучшее. Если учиться живописи, то в хорошем месте, в Париже и Мюнхене. Если работать, то в хорошем коллективе. Василий Кандинский, Пауль Клее, Ханс Рихтер, Ханс Арп, Курт Швиттерс, Робер Делоне — это был ее круг. "О духовном в искусстве" — настольная книга. К тридцати годам она успела поучаствовать в мюнхенском сецессионе и парижском Салоне независимых, выставиться вместе с Кандинским, Клее и прочими радикалами в легендарной берлинской галерее "Штурм", с дадаистами — в Цюрихе и с футуристами — в Риме. А также без памяти влюбиться в не самого одаренного из подражателей Кандинского Рудольфа Бауэра, что на всю оставшуюся жизнь сделало ее апостолом беспредметной живописи и глубоко несчастной в личной жизни. Буйный "синевсадниковский" цвет, ритмические завихрения линий, музыкальные названия ("Фуга", "Каприччо", "Allegretto") в лучших шенберговских традициях — собственные картины, акварели, коллажи выдавали в ней куда более тонкого и талантливого, чем ее любовник, последователя "духовного в искусстве". Сам Кандинский хвалил их неоднократно. Между тем жить одним духовным не получалось: Бауэр пробавлялся карикатурами, фон Ребай писала портреты.

Несчастливый роман гнал ее из Берлина. В 1927 году Хилла фон Ребай оказалась в Нью-Йорке и получила заказ на портрет медного короля Соломона Гуггенхайма. В этом академическом, крепкого рисунка и благородных темных тонов парадном портрете благообразного пожилого джентльмена нет и тени намека на авангард. Во время сеансов ей приходилось сдерживаться в живописи, но, как гласит семейное предание, она не сдерживалась в словах, отчаянно проповедуя беспредметное искусство перед заинтригованным магнатом. То ли проповеди были так убедительны, то ли портретистка хорошенькая, но Гуггенхайм обратился в новую веру. Благородное семейство, куда больше расположенное к тихим радостям французского импрессионизма, вслух и про себя возмущалось наглостью самозваной баронессы, но Гугги, как запросто звала его Хилла фон Ребай, был непреклонен. Немецкая самозванка, твердившая Гугги: "Я сделаю тебя знаменитым на весь мир", получила карт-бланш на создание коллекции. Благодаря ей Гуггенхаймы вскоре сделались счастливыми обладателями нескольких сотен абстрактных шедевров, в основном, конечно, Рудольфа Бауэра (которого новоявленная консультантка, к ужасу всех остальных, провозгласила самым выдающимся беспредметником), но также Кандинского, Делоне, Клее, Глеза, Леже, Мохой-Надя, Мондриана. В Нью-Йорке, помешавшемся после открытия Музея современного искусства на французских кубистах и сюрреалистах, это искусство казалось типичной немецкой безвкусицей. Но у баронессы нашелся неожиданный союзник в лице Адольфа Гитлера: когда авангардистов в Германии провозгласили "дегенеративными", собирать их живопись стало для еврея Гуггенхайма делом политического принципа.

В 1937 году был создан Фонд Соломона Гуггенхайма, а спустя два года выставкой "Искусство завтрашнего дня" на Манхэттене открылся Музей беспредметного искусства, директором и куратором которого стала Хилла фон Ребай. Стены, затянутые серой тканью, повешенные почти у самого пола абстрактные холсты, музыка Шопена и Баха в залах — это был самый необычный из тогдашних американских музеев. Кстати, часть экспозиции "Искусства завтрашнего дня" с заумными "композициями" и "конструкциями" Бауэра, Мохой-Надя, Леже и других восстановили в берлинском Гуггенхайме — так что можно понять, почему аншлагов на выставках абстракционистов в Нью-Йорке не было. Однако главной целью Хиллы фон Ребай был не музей, а храм — храм беспредметности, проект которого она заказала самому футуристическому из американских архитекторов Фрэнку Ллойду Райту, вряд ли предполагая тогда, в 1943-м, что совершает революцию в музейной архитектуре. Следующие десять лет прошли в боях с советом попечителей гуггенхаймовского фонда — и за райтовскую спираль, и за чистоту "беспредметной" коллекции. В 1952-м, вскоре после смерти покровителя, фон Ребай тихо отправили в отставку.

В 1959 году, спустя десять лет после смерти Гуггенхайма и несколько месяцев после смерти Райта, музей, получивший имя своего основателя, все же открылся. Спиралевидное здание на Пятой авеню стало таким же символом Нью-Йорка, как и статуя Свободы. Говорят, Хилла фон Ребай так и не переступила его порога. Но сдержала слово, сделав Соломона Гуггенхайма знаменитым на весь мир.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...