фестиваль театр
В Вене проходит традиционный театрально-музыкальный фестиваль Wiener Festwochen. Одним из главных его событий стала премьера спектакля венского Бургтеатра "Сон" по пьесе современного норвежского драматурга Иона Фоссе. Постановку осуществил художественный руководителя фестиваля Люк Бонди. Из Вены — РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ.
Звезда норвежца Иона Фоссе взошла на небосклоне немецкоязычного театра несколько лет назад, когда сразу несколько ведущих театров Германии поставили его пьесу "Сон об осени" (впоследствии она появилась и в России, в театре "Балтийский дом" в Петербурге). Ее действие происходило на кладбище, где встречались разные поколения одной семьи. Герои говорили простыми бытовыми фразами, и ничего существенного вроде бы не происходило — кроме смертей. Время скакало то вперед, то назад без предупреждения — казалось бы, только что кто-то из героев был жив-здоров, и вот уже через реплику о нем говорили как о покойнике. В отличие от авторов большинства современных пьес, Фоссе не написал ни слова о политике, обществе или деньгах, не переврал какой-нибудь классический сюжет, не сочинил коллаж из жизненных историй, задевающих зрителя узнаваемыми подробностями и проблемами. Главным героем пьесы нового экзистенциалиста Фоссе было время, а смерть стала единственной реальностью жизни его персонажей.
Понятно, что такие темы не выбирают на один раз. "Сон" Иона Фоссе, в сущности, тоже только о смерти. У самого знаменитого современного немецкого драматурга Бото Штрауса есть пьеса "Время и комната" — вот и новому сочинению Иона Фоссе это название подошло бы. Комната, где начинается пьеса "Сон", пока еще пустая квартира молодоженов. Вот они входят, осматриваются и осторожно радуются своему новому жилищу. Но потом здесь же вдруг появляется другая молодая пара, и с теми же самыми намерениями. Друг друга пары не видят. Обе обзаводятся детскими колясками, но потом одна из этих пар оказывается бездетной.
И вообще, как становится потом ясно из проброшенной реплики, между их появлениями в этой комнате, скорее всего, прошло не меньше полувека и те, у которых детей не было, вселились сюда уже после того, как родили детей, состарились и умерли те, кто сейчас находится на сцене рядом. Минималист Фоссе не описывает никаких событий. Жизнь проходит — вот вам единственное ее событие. Молодая женщина ушла в соседнюю комнату, превратилась в тень, а тень дернулась, расплылась — и вышла на сцену растрепанной, больной старухой. Что для Фоссе не магическое превращение из волшебной детской сказки — была фея, стала баба-яга, а спокойная констатация того неотменимого обстоятельства, что жизнь подобна мгновению.
Герои Фоссе безымянны. Мы не знаем, где они живут, где работают, чем интересуются и куда ездят отдыхать. Они, просто люди, названы в списке действующих лиц своими возрастами — Первая молодая женщина, Вторая, Старый мужчина, Женщина средних лет и т. д. Для драматурга возраст, то есть близость к смерти, важнее всех иных характеристик. (Интересно, что самыми неинтересными в пьесе и спектакле оказываются люди среднего возраста: иллюзии молодости и безнадежность старости драматург чувствует хорошо, а про время деятельной человеческой зрелости ничего не понимает.) Фоссе пишет без знаков препинания, с бесконечными "да" и "нет", паузами, повторами, недомолвками. Он составляет пьесу из очень простых реплик, которые если и оказываются длинными, перескакивают на следующую строчку через каждые несколько слов. Персонажи пьесы бросают слова в пустоту правой части страницы точно в космическую пустоту. Они просто говорящие песчинки в бесконечном и бессмысленном, как считает Ион Фоссе, мире.
Интересно, что медитативный стиль драматурга оказывается для режиссеров не только притягивающим, но очень властным. Не приходилось видеть, чтобы пьесы Фоссе на сцене попытались сыграть с эмоциональным напором или украсить их некими постановочными эффектами — видимо, драматургия тогда совсем "посыпется". Люк Бонди, режиссер, из всех гранд-мастеров современного театра едва ли не самый чуткий к современной драматургии, ни в какие опасные игры тоже не стал пускаться. Он поставил "Сон" с большим почтением к хрупкому и странному тексту. По натуре господин Бонди — человек жизнелюбивый и деятельный. Но и меланхоличный тоже. Из эффектов у него в спектакле только постепенно распухающие, выгибающиеся стены комнаты (художник Карл Эрнст Херманн). Все остальное — тщательная работа с актерами, которым нельзя дать ни заскучать и "заморозиться", ни начать "действовать".
Если вообще можно назвать какие-то роли в "Сне" выигрышными, то таковы роли старика и старухи. Их играют Мартин Шваб и легендарная немецкая актриса Эдит Клевер. И у них все-таки есть история — но это тоже история смерти. Едва появившись, старая женщина падает на пол, и муж беспомощно и обреченно хлопочет около нее. Потом ее уже сажают в инвалидное кресло. Потом навестить родителей приходит слишком редко появляющийся у них сын. А в конце спектакля тело умершей женщины уносят на носилках. Эдит Клевер играет без грамма натурализма или сентиментальности, придирчиво отбирая только самые нужные детали — и именно поэтому делает роль незабываемой. Вдруг становятся видны морщинистые чулки на ногах. Где-то поправляет старческим жестом растрепавшиеся волосы. И смотрит как-то особенно, сквозь воздух. Когда ее везут вдоль края сцены, она очень внимательно — но без страха, даже с интересом — глядит на обрыв. А на мужа может взглянуть с безучастием, означающим на самом деле благодарность. Видимо, привязанность людей друг к другу — единственное, чем может человек ответить на холод вечности. Не знаю, думает ли так Ион Фоссе. Но Люк Бонди — наверняка.