фестиваль театр
В Берлине продолжается фестиваль "Театртреффен", смотр лучших немецкоязычных спектаклей прошлого года. Рассказывает РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ.
Конечно, границы между восточной и западной частью Германии, равно как и между бывшими половинками Берлина, сейчас видны не так, как 15 или даже 10 лет назад. Буквально через несколько дней на месте бывшего вокзала Лертер недалеко от Рейхстага и правительственного квартала, то есть там, где до конца 80-х годов проходила граница между двумя Берлинами, откроется Центральный городской вокзал, последний из берлинских долгостроев, и это будет символическим актом окончательного единения столицы. Немцы уверяют, что деления на "осси" и "весси" больше не существует. Но в разговорах о том или ином актере или режиссере старше 30 непременно уточнят, откуда он родом — и не от взаимного недоверия, а просто ради полноты портрета. Происхождение обозначено — и многое уже не надо объяснять.
Театры из восточных земель, если только это не сиятельные берлинские брэнды, на фестиваль "Театртреффен" попадают нечасто. Им, разумеется, трудно попасть в клуб богатых и знаменитых трупп немецкоязычного мира. В нынешнем году география фестиваля — Дюссельдорф и Ганновер, Штутгарт и Мюнхен. Правда, за бортом остались самые состоятельные и солидные театры Австрии и Швейцарии, венский Бургтеатр и "Шаушпильхаус" Цюриха. Так что для небольшого, незнаменитого, нового театра "Культуринзель" из восточногерманского города Галле приглашение на фестиваль "Театртреффен" — как приезд на "Золотую маску" в Москву, скажем, театра из Тильзита. На берлинском смотре лучших немецких спектаклей наград не вручают, но если бы и определяли победителей, спектакль из провинциального города остался бы аутсайдером — как случается и на "Маске".
Приглашение театра из Галле — политкорректность в квадрате, потому что выбран спектакль по книге израильского писателя. "Только море" Амоса Оза — истории из жизни современных людей, в которой, как положено, встречаются быт и смерть, бесстыдная правда и стыдливая поэтичность, любовь и разлука. Кто-то умер от рака, кто-то уехал в далекое путешествие, кто-то влюбился, кто-то с головой ушел в работу, кто-то впал в депрессию. Написано в Израиле — с грустью, изяществом и вниманием к психологическим подробностям. Сыграно в Германии — собранно и просто, без постановочных изысков, на фоне голубого задника-моря, среди больших камней (равнодушная природа) и столов, накрытых к чаю (милый уют обывателей). Актеры весь вечер не уходят со сцены, слушают и наблюдают друг друга, "подсматривают" чужие диалоги, рассказывают о своих героях и комментируют события. Они соблюдают границу со зрительным залом, но обращаются к зрителю напрямую. В общем, "Только море" напоминает лучшие спектакли режиссера Марины Брусникиной в МХТ. В Галле же театральной адаптацией литературы занимался датский режиссер Пауль Биннертс. Когда в интервью ему задали криминальный вопрос, о чем спектакль, он пустился в объяснения, но потом вспомнил, что в Америке отвечал на схожий вопрос коротко: "Жизнь трудна, а потом ты умираешь".
Вариант: жизнь трудна, а потом тебя убивают. В финале чеховского "Платонова", привезенного на "Театртреффен" Государственным театром из Штутгарта, устроен настоящий коллективный расстрел. Заглавный герой стоит на авансцене точно преступник у стены, а собравшиеся в глубине сцены персонажи юношеской пьесы Чехова палят из него по очереди из пистолета. Штутгарт не Галле, а богатейший западный город, но чеховские герои из столицы земли Баден-Вюртемберг выглядят примерно так же, как израильтяне в постановке Пауля Биннертса, то есть вполне современными людьми. Время русских усадебных мечтаний на немецкой сцене давно прошло. Да и вообще время размышлений о России, старой или новой. Даром что начинается и заканчивается "Платонов" под песни группы "Ленинград". А так — в редкие минуты оцепенения эти чеховские обыватели чем-то похожи на оказавшихся вне времени чудаков из спектаклей Кристофа Марталера, да и пространство "Платонова" (художник Штефан Майер) очень марталеровское, похоже на большой зал ожидания. В общем зря только актеры мучаются, по слогам произнося имена-отчества друг друга — родиной Чехова на штутгартской сцене и не пахнет.
Надо сказать, однако, что минуты оцепенения случаются в спектакле не так часто. Герои этого "Платонова" необычайно подвижны и энергичны, разочарование в жизни ничуть не сделало главных персонажей пьесы меланхоликами. О чеховской тоске немецкие актеры умеют говорить удивительно требовательно и деятельно — как будто не мирозданию предъявляют счет, а друг другу. Правда, спектакль кажется каким-то выхолощенным, моторным и непоследовательным. Но главная роль сделана вполне осмысленно. Половину последнего действия Платонов проводит в ботинках, прибитых к сцене — он страшно хочет двигаться, но только отчаянно качается, пока ему не приходит в голову разуться. Заглавный герой здесь вовсе не надорванный жизнью сельский учитель, а дерзкий и циничный Дон Жуан, бесстыдный провокатор и охотник за дамскими сердцами, отлично сыгранный Феликсом Гесером. Так что даже не надо заглядывать в программку, чтобы сказать, что "Платонова" поставила женщина. Финальную канонаду молодой режиссер Карин Хенкель придумала явно от души.