выставка современное искусство
В Московском музее современного искусства (в Ермолаевском переулке) открылась персональная выставка Айдан Салаховой — первая выставка из нового проекта "Москва актуальная", который музей осуществляет в сотрудничестве с куратором Еленой Селиной (галерея XL). В том, что в Москве сегодня и вправду есть актуальные художники музейного уровня, еще раз убедилась ИРИНА Ъ-КУЛИК.
В проекте "Москва актуальная", в рамках которого Музей современного искусства собирается выставлять главных персонажей современной российской арт-сцены, можно увидеть продолжение выставки Starzs, состоявшейся в Ермолаевском переулке и при участии той же галереи XL в рамках первой Московской биеннале современного искусства. Только самоироничное название Starzs уже не столь уместно: ведущие российские художники вполне заслуживают по-музейному серьезного отношения.
Художница Айдан Салахова отчасти находится в тени славы Салаховой-галеристки, хозяйки вполне уважаемой в Москве галереи "Айдан" и одной из основателей легендарной "Первой галереи". Но выставка продемонстрировала, что она безупречно играет по правилам, принятым в современном искусстве, обязывающем художницу непременно быть феминисткой, а автора с экзотическим этническим происхождением (например, с азербайджанскими, как у госпожи Салаховой, корнями) — отыгрывать национальную идентичность.
Среди персонажей Айдан Салаховой почти нет мужчин. Только в видеоинсталляции "Кааба" на стенах зала четверо дервишей вращаются в экстатическом ритуальном танце. Однако в центре инсталляции — черный куб, с каждой грани которого сквозь завесу-паранджу на зрителей взирает пара женских глаз. Художница говорит, что такая трактовка "Каабы" вовсе не противоречит исламу, во всяком случае его суфийской ветви, где дух ассоциируется с женским началом.
На выставке есть и другие восточные женщины — как укутанные паранджой, так и полуобнаженные и унизанные украшениями наподобие бакстовских одалисок, они предстают как в видео, так и в живописи. Но точно так же героиней одной из ее видеоинсталляций становится соседка госпожи Салаховой: художница запечатлевает на камеру, как она медленно накладывает и снимает макияж,— и проецирует видео на фотографию такого непохожего ненакрашенного лица той же женщины. Точно так же Айдан проецирует видео с беременной моделью на живописный портрет той же женщины или совмещает парадную в полный рост фотографию невесты с проекцией, где девушка внезапно отворачивается от камеры.
Это только кажется, что Айдан покорно (как и подобает восточной женщине) следует негласным предписаниям говорить исключительно о своем девичьем, то есть о гендерной идентичности,— во всяком случае, делает она это вопреки сложившимся канонам. В ее феминизме (равно как и в ее ориентализме) нет ничего воинствующего. Художница ничего не отстаивает, ни за что не борется и ни на что не ропщет. А искусство госпожи Салаховой отличается той холодноватой, выверенной, зрелищной сделанностью, которая обычно считается достоинством искусства мужского и в российском восприятии "западного".
В отличие от правоверных феминисток или представителей по определению дискриминированных этнических дискурсов, Айдан Салахова вообще не воспринимает существование всевозможных половых и национальных различий как нечто драматическое. Последняя, сделанная специально для выставки инсталляция художницы — "Золотое сечение" и посвящена некоему возможному гармоничному существованию различных культур и религий. На входящего в инсталляцию зрителя нацелены острия трех архитектурных форм: христианский золотой купол, исламский минарет из матового стекла и буддистская китайская пагода из черного лакированного дерева. Инсталляцию дополняют видеопроекции: цифры выражающего "золотую пропорцию" числа Фибоначчи. В сочетании с этой цифирью стилизованные "культовые сооружения" кажутся чем-то вроде гигантских тумблеров и выключателей. Конечно, каждая из этих кнопок может оказаться и "ядерной". Но скорее инсталляция Айдан Салаховой выглядит этаким пультом распределения духовной энергии, позволяющим избежать ее катастрофических выбросов.