В прокат вышел фильм Виталия Лукина "Прорыв", посвященный гибели 6-й роты 104-го гвардейского парашютно-десантного полка Псковской дивизии ВДВ в Аргунском ущелье 29 февраля 2000 года. На петербургской премьере побывал МИХАИЛ Ъ-ТРОФИМЕНКОВ.
Есть такая легенда: КГБ якобы не мог поверить, что "Архипелаг ГУЛАГ" написал один человек. Беспрецедентный объем материала наводил аналитиков на мысль, что автор — созданный ЦРУ целый НИИ, который только и мог нанести столь сильный удар по образу СССР. Столь же трудно поверить в то, что "Прорыв" — детище Виталия Лукина, ранее засветившегося в режиссуре "Черной акулой" (1993), гимном боевому вертолету, сценаристов Ивана Лощилина и Вячеслава Давыдова. Нет, над фильмом явно трудился коллективный разум, получивший ответственное государственное задание проанализировать состояние, внутренние противоречия и перспективы современной российской пропаганды.
Очевидно, докладная записка, которой придали форму фильма, уже принята за руководство к действию на высшем уровне. Возможно, что и премьера не случайно совпала с обращением президента Путина к Федеральному собранию. Нельзя же принять всерьез слова режиссера о том, что премьера намечалась на сентябрь, но ее отсрочили из уважения к Федору Бондарчуку, чтобы не украсть зрителей у "9 роты". Президент назвал повышение рождаемости национальным приоритетом. А что мы видим в "Прорыве"? Жена генерала навещает в палате роддома, декорированной телевизором с президентом на экране и иконкой, беременную невестку. Та же первым делом радостно спрашивает у свекрови: "Вы уже слышали, что сказал президент?" А ее муж, прежде чем подорвать себя гранатой вместе с боевиками, улыбнется: "А у меня сын родился".
Возможно, и лозунг "Слава России!", в 2000 году ассоциировавшийся лишь с баркашовцами, но вложенный авторами в уста гибнущего солдата, был реанимирован прокремлевскими молодежными организациями именно после прочтения докладной записки "Прорыв". А необходимость проведения эффективной молодежной политики авторы зашифровали в почти сюрреалистическом, выпадающем из стилистики фильма эпизоде: солдат-татарин танцует рэп перед русским предателем, воюющим на стороне чеченцев.
В первом же эпизоде авторы изящно снимают муссируемый в мире вопрос, не является ли война в Чечне религиозной войной против ислама. На экране БТР рассекают кавказские просторы. За кадром теплый баритон поет о том, что все это наша родина, сынок, здесь отчий дом, здесь стоит наш храм, среди колосящихся нив течет родная река, а с неба — святая вода. После этого сомнений в принадлежности Чечни православному космосу не должно возникнуть никаких.
Столь же изящно авторы снимают все возможные претензии к тактике российской армии. После "Прорыва" уже не стоит интересоваться, почему федералы, как в 1941 году, вечно оказываются перед лицом многократно превосходящего неприятеля. В течение всего фильма генерал отказывается поддержать гибнущую роту артиллерийским огнем: дескать, не время еще. И только когда последние пять бойцов вызывают огонь на себя, радостно отдает приказ стрелять. Все правильно: правда искусства сильнее правды жизни. А в советском искусстве вызвать огонь на себя — канонический подвиг. А откуда взяться героям, если им на блюдечке поднесут предусмотренное уставом и приказом обеспечение операции?
Да и герои просят огня лишь потому, что в советском военном кино положено хрипеть в телефон что-то типа "Беркут, Беркут, я Таймыр". На самом-то деле все они, еще только собираясь на операцию, знают, что обречены. Не потому, что генералы такие тупые, а потому, что герои должны умереть, а генералы лишь исполняют волю провидения.
Впервые в отечественном кино создан и столь впечатляющий групповой портрет врага, суммирующий все пропагандистские озарения обеих чеченских войн. В "Прорыве" против России объединились негр, на ломаном русском интересующийся у боевика Руслана, перевели ли уже гонорар на его банковский счет; две белобрысые снайперши, одна из которых, чтобы не возникло сомнения в их национальности, ругается по-латышски (темперамент обязывает: кроме одного матерка они не проронят ни звука); полевой командир, который в разгар боя отбегает в кусты вмазаться героином; и загадочный тип, на сайте фильма обозначенный как "ирландец Киркпатрик".
К самим же чеченцам авторы относятся дифференцировано. Среди них есть, например, "афганец", который, стоит бывшему однокашнику по военной академии напомнить ему об этом, начинает так переживать и потеть, что международным террористам приходится его пристрелить. Не стоит брюзжать, что и таких "афганцев", и таких генералов, отказывающихся забрать сына из боевых порядков в теплый штаб, и таких медсестер, признающихся лейтенантику в любви как раз накануне его гибели, в отечественном кино и пропаганде в целом можно уже мерить на вес. Ценность "Прорыва" как раз в том, что все происходящее на экране где-то уже да встречалось. Но никому не приходило в голову вбить все эти химеры и фантомы в какие-то жалкие полтора часа экранного времени.