нравоучение
В Киевском театре драмы и комедии на Левом берегу сыграли премьеру современной драмы "Очередь" одессита Александра Марданя. Социальную притчу режиссер Дмитрий Богомазов превратил в веселый капустник.
Местом действия своей "смешной истории" одесский драматург Александр Мардань определил приемную модного доктора, в которой разместил три десятка персонажей. Вместе они, по замыслу драматурга, представляют современное общество в миниатюре. Типажи действительно знакомые до оскомины: рекрутированный из криминала Бизнесмен (Александр Кобзарь), продажный Судья с замашками святоши (Владимир Цивинский), бесцеремонная Журналистка (Светлана Орличенко), суетливый Профессор с протухшими идеалами (Петр Миронов), озабоченный поисками сексуальной партнерши Товарищ с востока (Михаил Кукуюк).
С любым из этой компании зрители уже где-то встречались. Если не в многочисленных сериалах, то на эстрадных площадках или в телепередаче "Аншлаг". Собственно, сочинение Александра Марданя и балансирует между дидактической комедией нравов и сборником не совсем свежих анекдотов, припоминая которые автор тщетно пытается придать действию прыти. "Очередь", безусловно, претендует на звание социальной притчи. Развернув во всю ширь панораму современного мира, автор жестко ставит этому миру диагноз. Произнесен он, в общем, задолго до Александра Марданя, но повторяет его драматург с пылкостью неофита: мир утратил духовность. Погрязшие в подличанье, изменах и алчности герои тревожатся из-за своих физических недугов, игнорируя смертельные душевные изъяны. Их безразличие столь тотально, что даже появления в той же приемной Иисуса Христа они не замечают, относясь и к Мессии, как друг к другу — презрительно, эгоистично, желчно.
Переживания автора по поводу трагической судьбы мира в театре не то что не расслышали, но встретили с долей здорового скепсиса. Опытный режиссер Дмитрий Богомазов куда большей проблемой посчитал композиционную рыхлость пьесы. По существу, вся комедия представляет собой непрерывную экспозицию: герои, как горошины, поочередно выкатываются на сцену, бранятся, выясняют отношения, интригуют, щеголяют друг перед другом мнимыми достижениями, но запрограммированный драматургом конфликт пошлого и возвышенного в этой суете никак не устанавливается.
В этой ситуации постановщики приняли решение вызывающе неординарное: они ловко переключают взволнованное, хотя и неуклюжее авторское повествование в режим стеба. В ход идет испытанный арсенал приемов, которыми актеры традиционно драпируют смысловые пустоты: гримасничанье, нелепые жесты, форсированная пластика, неуместные выкрики и хихиканье, переходящее в громовой хохот. Также пародируются узнаваемые публикой образы: к примеру, Леся Самаева в роли Медсестры изящно копирует Ренату Литвинову в "Увлечениях" Киры Муратовой. Все это напоминает, скорее, веселый актерский капустник, чем удрученную общественными пороками драму. Ход при всей его развязной эффектности оказывается для постановки самоубийственным: когда во втором действии по сюжету надо поговорить с надорвавшим от утробного смеха животы зрителем о чем-то духоподъемном, сил и азарта у режиссера и артистов для этого уже явно не хватает.
Ключевой визуальный образ спектакля — фреска, на которой изображен умывающий руки Пилат,— невольно обретает дополнительный смысл. Драматург стремился этим показать, что главная болезнь современного общества — это равнодушие. К сожалению, диагноз оказался слишком уж универсальным, причем настолько, что спектакль, по сути дела, довольно наглядно изобличил собственных создателей.