Последние события, и в частности вильнюсская речь вице-президента США Дика Чейни, заставили заговорить о пересмотре позиции Запада в отношении России.
Это утверждение не вполне корректно. Подход Запада не изменился — не изменились критерии, на основании которых он формулируется. Их применяют к оценке транзитных государств, движущихся к той или иной степени вхождения в евроатлантическое сообщество. Эта шкала предусматривает наличие некоего установленного эталона, соответствие ему и является мерилом. Так вот критика западных политиков оценивает то, как далеко Россия от эталона отошла.
Однако властная элита России пришла к выводу, что эталон, то есть западная система социально-политических координат, ей не нужен. Наша страна добровольно переходит в группу государств, к которым бессмысленно предъявлять претензии по части евроатлантических стандартов. Не составляет же демократия серьезный предмет диалога между США и, скажем, Китаем или Пакистаном. Да и Казахстан, куда после пламенного выступления отправился Чейни, в Белом доме проходит совсем по другой графе.
Решение Кремля во многом продиктовано разочарованием в "стратегическом партнерстве" с Западом. Его финал — неизбежное уже вступление Украины и Грузии в НАТО и все более безнадежное пробуксовывание переговоров о присоединении России к ВТО. Однако главная причина, конечно, в чувстве собственной значимости, которое придает Москве ее энергетическая мощь, растущая вместе с сырьевой конъюнктурой. Роль младшего (в соответствии с размером экономики) партнера Россию уже не устраивает, она претендует на как минимум полноправное участие в определении всеобщих правил игры.
Едва ли стоит удивляться тому, что Россия не вписывается в фарватер западного мира — страна такого масштаба и самоощущения обречена на свою, отдельную повестку дня. Проблема в другом. Нефтегазовая эйфория создает иллюзию того, что страна уже готова проводить свой курс, не оглядываясь ни на чью реакцию и не особо задумываясь о последствиях.
Председательство в "большой восьмерке" в свое время даровали России в знак снисходительного поощрения ее стремления к "цивилизованному миру". Но вдруг оказалось, что Кремль воспринимает его как способ закрепить за собой право вести себя, как он считает нужным. Еще в конце прошлого года, на пороге председательства в "большой восьмерке", шансы России занять достойное место в кругу "титанов" выглядели убедительно. По мере роста интереса к российским ресурсам явно слабело внимание к "отдельным недостаткам" в сфере демократии. Но на то, чтобы разыгрывать стратегические игры, терпения не хватило. Истосковавшейся по могуществу элите захотелось немедленно начать его реализовывать — Украина и далее по списку.
Похоже, мы действительно вступаем в новый этап отношений с Западом, а питерский саммит вместо того, чтобы стать апофеозом сближения, может оказаться символом громкого размежевания. Поняв, что Россия не ошибочно отклонилась от "верного пути", а намеренно двинулась иной дорогой, Соединенные Штаты тоже переведут ее в иной разряд — объектов осознанного сдерживания. Сейчас по этой категории фактически проходит Китай, но в отличие от Москвы у Пекина есть "подушка безопасности" в виде гигантского товарооборота с США. К тому же КНР пока не выказывает явных амбиций на мировой арене, ограничиваясь мерами по обеспечению своего дальнейшего роста. Москва же амбиций, напротив, теперь не скрывает.
У нас часто сетуют на то, что, мол, неблагодарная Америка не оценивает, как много пакостей могла бы сделать ей Россия, если бы только захотела. Это правда. Но верно и обратное — если желание делать пакости посетит Вашингтон, то Москве мало не покажется. Начало разносторонней кампании по "огораживанию" России, скорее всего, быстро продемонстрирует иллюзорность ощущения силы, охватившего российское руководство. Ведь американский подход может оказаться аналогичным тому, что Россия избрала в отношении Грузии. Меры против строптивца принимаются не с целью добиться чего-либо конкретного, а дабы принудить его "вести себя прилично" в понимании другой стороны. Посмотрим на грузинское руководство и подумаем, хотим ли мы оказаться на его месте.